Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)

- Знаешь, - говорит она, раскачиваясь на стуле, - когда девчонки узнали еще и про Олега - этого они тебе не могли простить, от зависти даже шипели, что ты из-за него только пошла работать на кафедру! Шутка ли - сам доцент Кедров, - как он читал, нет, ты помнишь, как он читал?

- Еще бы, - говорю я.

- Но и в тебя-то нельзя было не влюбиться, - убежденно говорит она. Ты во всем была первая: все, ну, все тебе удавалось, а чем ты только ни занималась! И кафедра, и лыжи, и гитара, - загибает она пальцы, - уж про пятерки твои я не говорю... Она восхищенно качает головой, потом задумывается, недолго молчит.

- А знаешь, - тихо говорит она, - а я ведь тебя прямо ненавидела тогда из-за Вадьки. Знаешь, я, наверное, и влюбилась-то в него сначала из жалости, когда у тебя он оказался за бортом.

- Знаешь, - опять, помолчав, глядя куда-то за окно, почти шепотом продолжает она, - мне кажется, он и женился-то на мне тогда с досады, когда ты вышла за Олега.

- Не выдумывай! - отойдя к окну, бросаю я.

- Точно-точно, - тихо говорит она и вдруг с возгласом "Ой!" смеется. Я быстро оборачиваюсь, она смеется очень весело и очень искренно, смотрит на меня, машет рукою.

- Что ты, что ты! - перестав смеяться, беззаботно говорит она. - Так ведь это когда было! Мало ли что было! Разве я тебе что хочу сказать? Что ты! У меня и мыслей никаких нет! Да у него теперь и один свет в окне - Ленка с Мишкой!

- Очень любит их? - с улыбкой теребя штору, спрашиваю я.

- Что ты! - и глаза ее вспыхивают. - Он их так понимает, и они его тоже. Знаешь, я даже иногда не могу взять в толк, что это они такое удумали. Недавно смотрю - сидят втроем, хохочут, подхожу - что это у них за книга господи - телефонная! "Мама, мама - Укушин!" - и так и заливаются. Фамилию нашли - Укушин. Я говорю: "Укушин - ну и что?" - куда там, как грохнут, Вадька громче всех - большой, а хуже маленького, ну скажи...

- Укушин, - улыбаюсь, - надо же, отыскали ведь - Укушин!

- Да брось ты, - отмахивается она, но на лице ее довольная улыбка. Вадька, он их так любит... - хочет продолжать она, но...

- Что ж ты ничего не ешь? - перебиваю я. - У меня есть еще котлеты...

- Нет, нет, - сразу переменив тон, трясет она головой. - И так у тебя все съела. Когда теперь к тебе придут...

И взгляд ее опять делается серьезно-сострадательным, она смотрит на меня, видно, что хочет сказать что-то такое, что сразу не может выразить, наконец, решается.

- Знаешь, - медленно начинает она. - Мне кажется, есть люди обыкновенные, а есть особенные. Так вот - особенным, им всегда... - она запинается, подыскивая слово, - им труднее, что ли, жить, наверное, да? У них другие запросы, наверное, оттого, что они внутренне богаче; им всегда надо что-то необыкновенное, они и страдают от этого - ведь да?

- Не знаю, - пожимаю я плечами.

- Не знаю... - укоризненно передразнивает она меня.- Кто бы развелся с таким мужем, как Олег?

- Ну, и что? - усмехаюсь я.

- А то, - говорит она с удовлетворением, - что другие бы счастливы были, а тебе - все не то, все что-то более настоящее надо... А возьми меня вышла за Вадьку, родились дети, и - господи - да мне как в голову ударило до сих пор не верю, что мне такое счастье. Да и что, кажется, особенного: дети - так у всех дети, Вадька - что, думаешь, так уж он меня любит? Привык - жена, - и в уголке ее губ впервые появляется намек на складочку, но тут же исчезает, и она по-прежнему весело улыбается...

- Мне как в голову ударило, - повторяет она. - Хожу - счастливее меня на свете нет. И знаешь, - она как-то по-детски, будто поверяя тайну, приближается ко мне. Мне кажется, теперь уже со мной ничего не может случиться, - шепчет она. Я удивленно смотрю, и она отводит глаза.

- Даже если с Вадькой у нас - ну, мало ли что, все равно, - упрямо трясет она головой и вскидывает глаза на меня. В ее взгляде - упрямство, решимость, какая-то удалая решимость.

- Все равно у меня Ленка с Мишкой, все равно... Все же ведь у меня было - понимаешь!

И она секунду глядит на меня этим удалым взглядом, потом удаль в ее глазах гаснет, и она смотрит, как и раньше, внимательно и серьезно.

- А у тебя все будет хорошо! - убежденно говорит она. - Конечно, будет. И не кое-как, а по-настоящему - вот увидишь. И я буду за тебя рада, уверенно говорит она, машет рукой "Ну, пока!", поворачивается к выходу, спохватывается, вытаскивает из мешка связку яблок, связку апельсинов, еще какой-то кулек и, не слушая моих протестов, скрывается за дверью. Я трогаю кулек - в нем вареная курица, подхожу к окну и наблюдаю, как, спотыкаясь, быстро двигается через двор ее маленькая фигурка. У арки она оборачивается, машет рукой, я тоже машу, и она исчезает.

От окна дует, я плотнее запахиваюсь в теплый халат, поправляют шарфик, стою и смотрю, как хлопьями падает густой, тяжелый снег.