Для смерти день не выбирают

В подобных ситуациях решения нужно принимать быстро. Продумать все невозможно, а время терять нельзя. Киллеры могли поджидать меня в фойе, но выяснять, есть засада или нет, я не мог — каждая секунда промедления увеличивала их шансы и уменьшала мои. Позволить им уйти означало потерять последний след, потому что мой главный источник информации лишился значительной части хранилища этой самой информации. Вот почему я распахнул дверь и ворвался в фойе, держа револьвер в вытянутых руках. Справа, за стойкой, незадачливый билетер в потертом кардигане и больших очках раскинулся на стуле с дыркой в голове. Кроме него, в фойе никого не было.

Я вылетел на улицу и едва не упал, поскользнувшись на мокром тротуаре, но зато успел заметить киллеров, уже сворачивающих на Руперт-стрит. В следующее мгновение они скрылись из виду, и я понесся следом, понимая, что если упущу их сейчас, то останусь ни с чем. Обогнув угол, я увидел обоих впереди, причем второй, раненый, начал отставать. Услышав, должно быть, мои шаги, он обернулся и вскинул руку с пистолетом.

За спиной у меня громко вскрикнула женщина, но стрелять ему пришлось на бегу, а это не самое удобное положение. Пуля прошла мимо. Тем не менее он выстрелил еще раз и снова промахнулся.

Удивительно, но страха не было. Я остановился, прицелился и спустил курок — в третий раз за минуту. В такой схватке, когда все решается в считанные секунды, времени едва хватает лишь на самые элементарные физические действия, необходимые, чтобы остаться в живых. В этих действиях, как выяснилось, я оказался немного эффективнее.

Киллер находился примерно в двух ярдах от перекрестка с Бруэр-стрит, когда пуля ударила его в грудь и отбросила в сторону.

Блондин, уже забежавший за угол, повернулся и послал в мою сторону одну за другой четыре пули. Стрелял он быстро и умело.

Где-то позади меня лопнуло стекло, кто-то пронзительно завизжал, и я бросился на тротуар, исхитрившись, падая, выстрелить от бедра. Пуля прошла футах в десяти над головой моего врага и угодила в кричащую неоновую вывеску, призывавшую покупать фильмы во «ВЗРОСЛОМ ВИДЕО ДЖО». Вывеска как будто взорвалась, выбросив фонтан искр, и свет погас. Блондин воспринял это как сигнал к отступлению и растворился в темноте. Преследовать его было бессмысленно, тем более что Бруэр-стрит уже опустела — прохожие толпились у дверей ночных заведений, укрываясь от развернувшегося на их глазах сражения.

Издалека донесся звук полицейских сирен. Понимая, что времени мало, я вскочил, бросился к тому месту, где остался первый киллер, и торопливо обыскал карманы кожаной куртки, держа в руке револьвер и стараясь не обращать внимания на тревожный стук сердца.

Ничего. Абсолютно ничего. Я оглянулся и увидел женщину-зазывалу из бара, стоявшую на тротуаре и смотревшую на меня во все глаза. С ней был верзила в темном костюме, похоже, любитель неприятностей, поэтому я опустил пониже козырек и направил на него револьвер. Любопытную парочку словно ветром сдуло.

Шарф, которым киллер прикрывал лицо, сполз и свисал с шеи. Рот его был открыт, а по щеке стекала тоненькая струйка крови. На вид лет тридцать, не больше. Одет просто — в черный свитер и черные же джинсы. Я похлопал по карманам. В правом — ключи и ничего больше. В левом… В левом что-то лежало. Вроде бы бумажник. Я сунул руку в карман. Точно, бумажник.

Сунув бумажник в карман вместе с револьвером, я поднялся и побежал по Руперт-стрит в направлении, противоположном тому, где исчез Блондин, в сторону Шафтсбери-авеню и Пиккадилли-серкус. Где люди, там безопасность.

Я думал, что драматический вечер наконец-то закончился, но, как вскоре выяснилось, до конца было еще далеко.

Глава 21

Через двадцать пять минут я позвонил Эмме Нилсон из переулка вблизи Кингс-роуд. За это время я проделал долгий путь через Уэст-Энд, удалившись, по моим подсчетам, на милю с лишним от места перестрелки. Меня не столько беспокоили полицейские — раскинуть сеть на весь огромный район они просто не могли, — сколько установленные повсюду камеры наружного наблюдения, позволявшие отследить весь мой маршрут. Таких камер в городе полным-полно, и я понимал, что бывшие коллеги по столичной полиции потратят десятки человеко-дней, просматривая записи, чтобы установить, куда я ушел и воспользовался ли машиной.

Только отойдя на изрядное расстояние, поплутав по переулкам и уверившись, что проследить мой путь логически невозможно, я наконец остановился и перевел дыхание. Лил дождь, и я почти не сомневался, что переулок, застроенный в шестидесятые муниципальными домами, пока еще недоступен зоркому оку Большого Брата. Наблюдать здесь было особенно не за чем, да и в любом случае тусклое уличное освещение не позволило бы ничего рассмотреть.

Эмма ответила после пятого гудка. Голос ее прозвучал на фоне телевизора. Показывали, кажется, «Антикварные гастроли».

— Алло?

— Эмма, это я, Мик. Мик Кейн, частный детектив. Мы встречались вчера.

— Как вы, Мик? Все в порядке?

— Да, все в порядке, но у меня неприятности.

— Что за неприятности?