Для смерти день не выбирают

Я прошел вдоль стены в надежде отыскать еще какой-то вход. Под ногами неестественно громко скрипели кусочки разбитого асфальта. На окнах второго этажа решеток не было, а в одном от стекла остался только зазубренный нижний край. Рядом с ним проходила водосточная труба, и я уже подумал, что смогу вскарабкаться по ней, но, едва дотронувшись до нее, понял — моего веса она не выдержит.

Оставался только главный вход. Я посмотрел на часы — без пяти пять. Дождь не прекращался. Я представил, что это здание — пустая, заброшенная бетонная коробка в унылой промышленной зоне огромного холодного и равнодушного города — станет нашим с Эммой местом последнего упокоения, и поежился от страха.

Но страх — это хорошо. Он обостряет чувства и помогает выживать в самых безнадежных ситуациях.

Я двинулся дальше. Медленно и осторожно. В обход здания. Время вдруг снова встало на мою сторону.

Дойдя до угла, я остановился. Выглянул. Главная дверь была закрыта, но в отличие от боковой, похоже, не заперта. За дверью — тьма и ни малейшего движения. Я отступил за угол, наклонился, поднял с земли камешек и бросил в дверь. Он ударился и отскочил.

Прошло пять секунд. Ничего.

За дверью меня вполне могла поджидать западня, но ничего другого в этой ситуации не оставалось. Я достал из-за пояса револьвер, вышел из-за угла, пробежал к двери и повернул ручку. Дверь открылась со скрипом, прозвучавшим в ушах неестественно громко, и я сделал шаг внутрь, ожидая услышать щелчок взведенного курка, за которым неизбежно последовал бы грохот выстрела. Но в коридорчике было пусто. С полдюжины покрытых линолеумом ступенек вели к следующей двери. Я подкрался ближе и прислушался.

Ничего. Ни звука.

Ступеньки шли выше, ко второму этажу и, вероятно, до самого верха. Было тихо и темно, и ориентироваться помогал только слабый свет уличных фонарей. Где-то далеко завыла сирена. Я подождал немного и, убедившись, что она никого не спугнула, стал подниматься по лестнице, держа перед собой револьвер.

Вой сирены растворился в сумраке вечера, и тишина стала громче.

Я добрался до второго этажа. По голым шероховатым стенам скользили неясные тени.

Выше. Еще выше. Я поднимался, вслушиваясь в тишину, с трудом удерживаясь от того, чтобы сорваться, взлететь на третий этаж и раньше времени выдать свое присутствие.

Есть в моей натуре что-то такое — может быть, своего рода природная жестокость, бесчувственность, — что позволяет мне отстраниться от всего лишнего, не воспринимать чужие страдания и боль. Без этого качества не обойтись ни полицейскому в Лондоне, ни предпринимателю на Филиппинах. Ни, если уж на то пошло, киллеру, убивающему людей за деньги. Сейчас оно помогало не думать об Эмме и сосредоточиться полностью на приближающейся схватке с Саймоном Барроном.

Вдалеке снова завыла сирена. Секунду спустя к ней прибавилась вторая. Мои бывшие коллеги спешили к месту еще одного кровавого преступления. Этот вой напомнил мне о доме. О прежней жизни здесь, в огромном жестоком городе. Здесь всегда что-то происходит. Вечный конфликт между имущими и неимущими, теми, кто оберегает свое положение, и теми, кто только и думает, как бы занять место первых. А между ними — полицейские, защищающие одних от других. Люди вроде Азифа Малика, заплатившего наивысшую цену за свою неблагодарную работу, а иногда и вроде меня, те, кого перетянула одна из сторон.

Добравшись до третьего этажа, я вышел на площадку с большим окном, из которого открывался вид на промышленную зону. На стене, покосившись, висела картина — что-то настолько абстрактное, что и не разобрать в полутьме. Один коридор уходил вправо, другой — влево. Освещенные окна были в той части, что справа. Коридор длинный, ярдов пятьдесят, с дверьми по обе стороны и глухой стеной в конце. Все двери распахнуты. Свет горел за второй и третьей с левой стороны.

Я оглянулся. Точно такой же коридор уходил в противоположную сторону, но там все двери, за исключением одной, были закрыты. Баррон приготовил мне ловушку, но другого я и не ожидал.

Звук сирен нарастал, приближаясь. Выждав несколько секунд, я медленно двинулся к освещенным дверям.

За первой находилась темная и совершенно пустая комната, из которой давно вынесли всю мебель и оборудование. Я пошел дальше, понимая, что Баррон уже услышал мои шаги — пройти бесшумно по линолеуму невозможно, даже если крадешься на цыпочках.

Вот и вторые двери. За теми, что справа, — темно. За теми, что слева, — свет. Я сделал еще шаг… заглянул… И сразу же увидел выступающую из-за двери ногу.

К двум сиренам присоединилась третья, и они приближались к промышленной зоне.

Западня.

Я врезал ногой по двери, прыгнул вперед, в ярко освещенный офис, вскинул револьвер и…

…застонал.

Потому что опоздал. Меня опередили. Как всегда. И, как всегда, я угодил в ловушку, приготовленную ловко и со знанием дела.

Глава 40

Секунду-другую я просто тупо смотрел на тело, не в силах сдвинуться с места, ошеломленный, не чувствуя ничего, кроме сожаления. Еще одна невинная жертва. Еще одна загубленная жизнь.