Для тебя, Ленинград!

Только к вечеру добираемся до Осиновца. Ожидал увидеть большой поселок. А здесь лишь маяк — высокая башня с широкими белыми и красными полосами для приметности, несколько деревянных домиков и свежевырытых землянок. К самому берегу подступает лес. В просветах между стволами сосен различаю штабеля ящиков и мешков. Возле — полуторки. Солдаты и матросы торопливо нагружают их. У берега недостроенный или разрушенный причал, защищенный с севера и востока развалившейся каменной дамбой. Справа и слева от причала затонувшие баржи, на некоторые из них перекинуты деревянные мостки. Вот и вся перевалочная база, на которую поступают грузы с восточного берега озера.

Вспомнилось, когда мы в академии изучали историю, я прочел указ Петра I, датированный ноябрем 1718 года. В нем говорилось, что на Ладожском озере погибает много судов. Тем же указом Петр I повелел приступить к строительству каналов вдоль берега Ладоги, чтобы суда ходили по ним, не рискуя оказаться застигнутыми штормом в бурном озере. Теперь враг, захватив Шлиссельбург, перерезал этот короткий и удобный путь.

Погода жуткая — дождь, ветер. С возвышенности у маяка всматриваюсь в водный простор. Лохматые пенистые волны с шумом обрушиваются на камни. Противоположного берега не видно. Вот тебе и озеро! Штормит, как настоящее море.

На рейде дымят буксиры. Они только что привели новые баржи. Но озерные глубокосидящие суда подойти к причалу не могут — мелко. К неистово раскачивающимся баржам спешат катера, мотоботы, шлюпки. Порой они совсем скрываются в волнах и все-таки причаливают к баржам. Насквозь промокшие люди выскакивают на мокрую палубу, бегут к трюмам и начинают таскать мешки. С ловкостью акробатов матросы, оставшиеся на плавсредствах, ловят мешки, укладывают их на своем суденышке. Потом, пробиваясь среди пенных гребней, направляются к причалам. Здесь их уже ожидают десятки людей. С катеров и шлюпок им подают груз. Взвалив на спину мешки, грузчики вереницей тянутся в лес, к штабелям. Волны захлестывают мостки, солдаты и матросы порой оказываются по пояс в воде, но продолжают тащить свою ношу. Скорее, скорее! Ленинграду нужен хлеб!

На берегу встретились с капитаном 1 ранга Николаем Юльевичем Авраамовым, заместителем командующего флотилией. Мы давние знакомые. Николай Юльевич настоящий морской волк. Окончил морской корпус. В первую мировую войну плавал артиллеристом на крейсере «Громобой». В дни Октября матросы миноносца «Лейтенант Ильин» избрали его командиром своего корабля. Он был членом Центробалта. В 1918 году участвовал в Ледовом переходе кораблей из Гельсингфорса в Кронштадт. В начале Великой Отечественной войны Авраамов командовал военной флотилией на Чудском озере. Моряки сражались до последнего снаряда, а потом, затопив корабли, сошли на берег. Дрались в полном окружении, но духом не падали. Сто пятьдесят человек вывел Авраамов из вражеского кольца — все, что осталось от флотилии. За самоотверженную борьбу с противником балтийский моряк был награжден орденом Красного Знамени…

Николай Юльевич нервничал. На днях он отправлял корабли с десантом в район Шлиссельбурга. Десант попал в шторм, а на берегу на него обрушился мощный огонь противника. Потеряли много людей, а задачу не решили.

И по части перевозок плохо. Заедают организационные неполадки. Не хватает рабочих рук, материалов. Новый причал никак не удается достроить, хотя саперы, строители и водолазы-эпроновцы трудятся без сна и отдыха. Из-за штормов никак не доставить строительный лес из Свирицы.

Здесь же на берегу я с радостью встретился со своим другом батальонным комиссаром Клавдием Всеволодовичем Шаховым, с которым мы вместе служили на торпедных катерах в 1934–1936 годах — я командиром, он военкомом дивизиона. Клавдий Всеволодович все такой же неунывающий, энергичный. Здесь он трудится как представитель управления перевозок Ленинградского фронта. Смотрю, как он умело руководит подчиненными. Красноармейцы рабочих батальонов понимают Шахова с полуслова. Усталые люди заряжаются его бодростью и не обращают внимания ни на дождь, ни на холодный пронизывающий ветер.

В тот вечер из-за шторма я так и не смог переправиться через озеро. Переночевал в землянке Авраамова.

К утру дождь стих. Но шторм не унимался. Выход снова пришлось отложить.

В полдень в пасмурном небе появились самолеты противника. Наперехват ринулся наш один-единственный истребитель, патрулировавший над Осиновцом. Дерзко и отчаянно вступил он в бой.

— Это Набокин, — сказал мне Авраамов. — Смелый парень. Недавно уже сбил один самолет.

Да, лейтенант А. М. Набокин действовал бесстрашно. То с одной, то с другой стороны атаковал он фашистов, заставляя шарахаться «юнкерсы», но подоспевшие вражеские истребители отбивали атаки. Он увертывался, каким-то чудом отбивался от нескольких «мессеров». Но что мог сделать один самолет против многих вражеских? Бомбардировщики развернулись и начали пикировать на причал, буксиры и баржи. Люди попрятались в укрытия. Все потонуло в грохоте.