После я узнал, что вечером «Лахта» подошла к мысу Гумбарица и произвела по нему несколько залпов. Вражеская батарея молчала. Продолжать стрельбу, не зная точных координат цели, не имело смысла, и Хорошхин приказал лечь на обратный курс.
Вскоре Хорошхин сошел с канлодки, а та получила новое задание — поддержать действия морских пехотинцев. Корабль перешел в указанный район и открыл огонь. Моряки били точно. Под их снарядами вражеская пехота заметалась. По канлодке стали стрелять батареи с мысов Зубец и Гумбарица. Снаряды рвались у борта, пришлось прибегнуть к противоартиллерийскому зигзагу. Рассеяв вражескую пехоту, «Лахта» перенесла огонь на батареи. Орудия на мысу Зубец замолкли. Не теряя времени, командир сделал еще один заход. Координаты батареи на мысу Гумбарица теперь были известны, и моряки били без промаха. Разведка донесла, что вражеский батальон и обе батареи понесли большой урон. Морские пехотинцы горячо благодарили экипаж канонерской лодки.
Этот бой окончательно убедил меня, что нельзя забирать корабли, поддерживающие наши войска на восточном побережье озера. Свое решение я сообщил командиру бригады, а начальнику тыла флотилии приказал направить специалистов, чтобы они на месте произвели профилактический ремонт кораблей, ни на час не ослабляя их боевой готовности.
Командный пункт генерала армии К. А. Мерецкова располагался в лесу в районе Лодейного. Поля. Кирилл Афанасьевич коротко познакомил меня с состоянием войск, посетовал на недостаток оружия, а потом вдруг сказал:
— Выручайте. С секретарем городского комитета партии товарищем Кузнецовым я уже переговорил. Он обещал помочь. Но перевезти оружие можете только вы, моряки.
Да, Ленинград даже в эти тяжелые дни снабжал сражающиеся войска многими видами военной продукции.
С КП командарма связываюсь со штабом флотилии, приказываю выделить корабль и людей. В тот же день вместе с офицерами штаба армии в Ленинград отправились наши представители. Получив на ленинградских заводах минометы и автоматы, они на автомашинах доставили их в Осиновец, а оттуда на сторожевом корабле в Новую Ладогу. Далее «груз генерала Мерецкова» на баржах переправили в Свирицу. Трудно описать радость, с какой армейцы выгружали драгоценные ящики.
С Борисом Владимировичем Хорошхиным мы больше не встретились: не дождавшись моего возвращения от К. А. Мерецкова, он улетел в Москву. Не думал я, что в тот день мы виделись с ним в последний раз. В 1942 году контр-адмирал Б. В. Хорошхин погиб на Волге под Сталинградом.
Плавать до последней возможности
Офицеры нашего небольшого штаба трудились без отдыха и все-таки не успевали управляться с нараставшим потоком разнообразных задач, причем одна другой сложнее. Не хватало всего — кораблей, судов, людей. Грузили медленно и долго. Враг все усиливал бомбежки рейдов, причалов, складов. Особенно рьяно фашистские летчики охотились за нашими канонерскими лодками и сторожевыми кораблями. То и дело в штаб поступали радиограммы: «Отбил три налета от трех до двенадцати самолетов в каждом. Боеприпасы на исходе». Прибыв в Новую Ладогу, корабли спешно выгружали эвакуированных из Ленинграда детей, женщин, раненых и с еще большей поспешностью принимали снаряды, которые сразу же шли в дело, когда над рейдом появлялись вражеские бомбардировщики.
Побывав на канлодке «Бира», я заглянул в вахтенный журнал. В глаза бросились записи об отражении воздушных налетов. Подсчитываю их: 9 октября — шесть налетов авиации, 10 октября — шесть, 11 октября — пять, 12 октября — четыре, 13 октября — пять, 14 октября — четыре, 17 октября — пять; 15 и 16 октября нам повезло, воздушных налетов не было: стояла нелетная погода — низкая облачность, дождь.
Личному составу флотилии не было покоя ни днем, ни ночью. Озеро и его берега полыхали в темноте зарницами орудийных выстрелов и ослепительными вспышками разрывов авиабомб.
А тут еще прибавились осенние штормы. Бывало, сформируем конвой — буксиры и баржи под охраной боевых кораблей, а в рейс отправить не можем — на озере шторм. Со всех сторон звонки, радиограммы: «Почему задерживаете суда?» Отбиваемся, как можем, но стоим на своем. Мы уже накопили горький опыт: некоторые баржи и даже самоходные суда не дошли по назначению, разбитые или выброшенные на берег штормом. И приходится ждать, когда озеро хоть немного утихнет.
Трудности встречаются на каждом шагу. Некоторые буксиры и тральщики, доставив баржи к западному берегу, оказывались без топлива. В Осиновце суда ждут, когда им подадут уголь. Горько слышать об этих простоях, но трижды горше мысль о том, что этот уголь мы получаем из Ленинграда, где остались и без того скудные запасы топлива. Пришлось немало повоевать с планирующими органами, пока нам разрешили в общий объем перевозок включить и уголь для нашего склада в Осиновце.