Для тебя моя кровь

– Я понимаю тебя, Зина, – врачиха склонила на бок голову. Толстенький чёрненький пуделёк. Такие, как она должны внушать окружающем доверие, успокаивать своим безобидным, смешным видом. Вот только я уже никому не верю ни тёткам с внешностью милых собачек, ни красоткам с грацией пантеры, ни даже собственной бабушке. – Когда живёшь в обоих мирах, то волей– неволей, начинаешь путаться, сомневаться, а какой из них истинный? Я наблюдаю течение твоей болезни с самого начала, и каждый раз, после очередного приступа нам с Агнессой Дмитриевной приходится доказывать тебе, что ты не Инга, а Зинаида. Я предложила Агнессе Дмитриевне вести дневник твоих снов. После психотерапии, тебе всегда становится легче, ты начинаешь различать, где сон, а где явь и можешь рассказать о своём придуманном мире. Вероятно, ты создала его для себя после психологической травмы. Агнесса Дмитриевна, принесите дневник.

Старушка ненадолго вышла. Я же слезла с кровати и проковыляла к окну. Во дворе бегало несколько грязных, жирных куриц и один петух, с куцым хвостом и порванным гребнем. Гремя ведром к колодцу отправилась соседка.

Не может быть, чтобы вся моя жизнь на поверку оказалась лишь пустой фантазией. А если даже и так, то я с удовольствием останусь в них, там где мои ноги здоровы, где меня любят, где я нужна. Стоп! Я что, поверила?

Бабушка вернулась, неся в руках какую то папку, пожелтевшую от времени, с грязными завязками, неопределённого цвета. И эта неказистая папка что– то всколыхнула в моём сознании. Эти же морщинистые руки, расплетающие узел тесёмок, надпись «Дело», синяя тетрадка внутри. За окном колючая голубизна морозного неба, свет дневного, холодного, но такого яркого солнца растекается по верхушкам тополей, застывших за окном. Я сижу на полу, подо мной видавший виды протёртый ковёр. Бабушка открывает папку, достаёт тетрадь и что– то пишет, а я с завистью смотрю в экран телевизора, где звёзды отечественного шоу бизнеса яркие и весёлые продолжают поздравлять свободное человечество с новым годом. Поворачивается в замочной скважине ключ, раздаются тяжёлые шаги в прихожей, и в комнату входит дед – генерал Карпеев, внося с собой свежий морозный дух зимней улицы. Он целует в щёку бабушку, потом меня.

– Ну и болото наше Болотово, простите за каламбур, – смеётся дед. – Полтора часа от завода до дома добирался.

– Поешь, Ярушка, – начинает суетиться бабушка. – Мы с Зинаидой уже пообедали.

Откуда это? Причём тут завод? Карпеев же всегда в СГБ служил? А разве мы когда-нибудь жили в Болотово? И почему это воспоминание настолько яркое, чёткое, со звуками цветами и запахами?

– Вот, – сказала она, водружая папку на протёртое сидение стула.

Старческие пальцы, нервно дрожа и путаясь не без труда расплели узел, и на свет выпало несколько исписанных детской рукой листов.

– Помнишь повесть «Не для тебя моя кровь»? Когда тебе было тринадцать лет, ты решила написать свою версию этого произведения, только без приставки «Не». Тебе очень нравился главный злодей, и в своей книге ты решила сделать его добрым. Как звали героя этой повести, а Зиночка?– бабушка смотрела печально, виновато,. Психотерапевт кивала в такт её словам.

Я похолодела от ужаса. В горле пересохло. Да, дурацкая повесть была написана моей рукой, изображение белокурого зеленоглазого вампира тоже. Но это всего лишь половина беды. Напугало меня другое. Главного злодея моего романа звали Вилмар.

Я отбросила, соединённые канцелярскими скрепками, листы, словно те были пропитаны ядом и вытащила из папки ещё одну тетрадь. На этот раз толстую с широкими синими полосами на кожаной обложке.

Белые, в клетку листы были исписаны мелким бабушкиным подчерком.

– Зинуше снится, что она студентка. Она пишет конспекты, задаёт вопросы преподавателям. Странно, почему она выбрала историю?

Следующий лист.

– У Зинуши появилась воображаемая подруга Наташа. Она пригласила её к нам домой. Я поставила на стол две чашки с чаем, одну для Зиночки, а другую для выдуманной Наташи. Бедная моя внучка, ей так не хватает общения. Но я ей снюсь, а значит, дорога своей внучке. Она ведь никогда не говорит о своих чувствах, а нашу с дедом заботу воспринимает, как должное.

У бабушки, скорее всего, закончилась синяя паста, и она начала писать красной. Она отмечала все наиболее яркие моменты моей жизни. Свадьбы подружек, вечеринки, наиболее сложные зачёты и экзамены.

Я перевернула несколько страничек. Теперь бабуля писала зелёной пастой:

– Девочке снится, что она учитель истории. Ребята её не слушаются…

Краткие описания преподавательских будней, чаепития с Наташкой, собрания в актовом зале.

– Ох, что только не выдаст подсознание больного человека. Зинаиде снился вампир зеленоглазый и белокурый, как на той картинке, что она нарисовала.

Всё, что происходило потом, я запомнило смутно. Помню, как рвала злосчастную тетрадь, топча её ногами, как трясла бабушку, так, что её голова то откидывалась назад, то падала на грудь. Каталась по полу, швыряла вещи. И в голове сидела лишь одна мысль: «Всё иллюзия, вся моя жизнь! У меня ничего и никого нет!»