...Для того, чтобы жить

Олег поднял голову. Рядом с завклубом стоял высокий человек в военных брюках галифе, заправленных в хромовые сапоги. Жилистая, морщинистая, как у черепахи, шея высовывалась из просторного ворота гимнастерки, туго перетянутой командирским ремнем. Тонкая, загоревшая на солнце кожа обтягивала острые скулы. Блекло-голубые большие глаза казались тусклыми, равнодушными, будто дремали.

— Знакомьтесь, хлопцы. Это ваш руководитель оркестра. Почти всю гражданскую в одном полку прошли. Пока я, значит, того… не выбыл по случаю руки.

Мальчишки вскочили. От этого человека зависело все! Вот скажет, что ты не годишься, — и прощай, оркестр!

— Трофимов! — сказал руководитель оркестра и, как взрослым, протянул руку сначала Олегу, потом Сеньке.

— А как вас… ну, по-другому называют? — спросил Явор.

— Так и называйте — товарищ Трофимов, — улыбнулся он. — А по-другому — капельмейстер, — и тотчас с интересом стал рассматривать нотные тетради. — Ого, наворочали! Да чистенько как. Мо-лод-цы! Вижу, толк из вас будет.

* * *

Утром первого сентября Олег отправился с Мишкой в школу.

Мишка шел напыженный, торжественный. Солидно покачивал черным блестящим портфельчиком. В отутюженных мамой длинных брюках и в новой сатиновой рубашке.

Представив Мишку учительнице, Олег отошел с ним в сторону и зашептал на ухо:

— Смотри. Первый день — это все! Как поставишь себя, так дальше и пойдет…

— Ладно, Лель. Ты мне это уже говорил, — тоже на ухо ответил Мишка. — Ты лучше скажи, драться в школе можно?

— Сам не задирай… ну, а если лезть будут, дай сдачи.

— А если здоровый полезет? Он же меня победит.

— Дурачок. Победит не тот, который здоровый, а тот, кто не испугался. Понял?

— Ага, Лель. Я не испугаюсь… Ну, ты иди, иди. А то мое место займут. — И он побежал к первакам, которых молодая учительница пыталась выстроить в две шеренги.

А Олег поспешил в заводской клуб. У него сегодня тоже первый день учебы: организационное собрание оркестрантов.

* * *

— Товарищи, — сказал дядя Гриша, — вы все записались добровольно. Никто за руку вас не тянул. Значит, заниматься должны прилежно, сознательно. Завком очень на вас надеется и ставит ударную задачу: за одиннадцать шестидневок научиться играть так, чтобы рабочие завода в день пятнадцатой годовщины Октября пошли на демонстрацию со своим оркестром.

И еще хочу напомнить. Знаете, почему завком разогнал прежний оркестр?.. Не знаете. Так я вам скажу. Совесть они потеряли, вот что. За деньги на стороне играть — они с дорогой душой. А как для рабочих вечерок потрудиться — тот заболел, этот не пришел. Каждый из себя фон-барона корчит. В ножки ему кланяйся… Так вот. Чтобы ничего такого не было. Мы вам инструменты даем хорошие, учителя первейшего, товарища Трофимова, пригласили, чтобы из вас музыкантов сделать. И все прочее… Никогда не забывайте, что вы дети рабочих, и наипервейшее дело для вас — железная пролетарская дисциплина!

Трофимов встал, оглядел ребят и заявил:

— Слышали, что Григорий Степанович сказал?.. Митинговать не будем. Времени у нас мало, а дела по самую макушку. Начали. Подходи за инструментами…

Первым, кого увидел Олег, возвращаясь из школы с корнетом под мышкой, был Валя Проскурин.

— Кем же ты хочешь быть? Утесовым? Или знаменитым трубачом Яшкой Скоморовским? — пошутил он. — Ну-ка покажи. — Валя покрутил трубу в руках. Осмотрел колена, попробовал, как ходят клавиши. Похвалил: — Хорошая машина. Мне такие починять приходилось. Где же ты дудеть собираешься?

— Наверно, в сарае. Тут же ругаться будут.

— Ну что ты! В сарае не годится. Темно. Грязно. И все равно головы у соседей опухнут от твоей дудки… Знаешь, что? Давай в чуланчике. А чтобы не слышно было, я тебе сурдинку сделаю. Есть у меня заготовка. Трубач когда-то заказывал, да так и не взял… А ты к нам на завод работать после школы не раздумаешь, когда музыкантом станешь?

— Что ты, Валя! — удивился Олег. — Это совсем другое. На завод я пойду обязательно…

* * *

— Музыканту мало иметь хороший слух и желание играть. Надо еще быть аккуратным и настойчивым, — говорил Трофимов и на каждом занятии повторял: — Работать. Работать, ребята. Главное — работать!

Ребята учились извлекать из непослушных инструментов не гусиное шипение, не звериный рык, а чистые звуки и именно те, которые требовались. В клубе, в мастерских школы, в полусотне домов, разбросанных на несколько кварталов вокруг, гремели нескончаемые гаммы — мальчишки осваивали азбуку.

Но вот из звуков-букв стали складываться коротенькие музыкальные фразы. Они становились длинней, соединялись. И уже любой мог различить штрихи знакомых мелодий. День ото дня они становились ясней, чище, наливались силой, получали какую-то выпуклость и будто бы даже цвет.

Хотелось скорей играть! А Трофимов все беспощадно гонял по азам, заставлял сотни раз повторять опротивевшие упражнения.

— Чего он придирается? — возмущались мальчишки. — Так мы никогда играть не научимся!