– С какой стати? – холодно возразила Полин Конрой. – Допустим, газеты действительно узнают о пьесе и пожелают подготовить о ней материал. Реклама – как раз то, что нам требуется. Мы ведь мечтаем, чтобы пьеса имела успех, верно? Знаем, что и Лидия хотела того же самого. А что касается газетчиков, задающих всевозможные вопросы, – голос приобрел оттенок злого ехидства, – нам незачем бояться их. Ведь нам же нечего скрывать – никому из нас, так?
Последний вопрос прозвучал как вызов. Еще чуть-чуть – и шпага была бы выхвачена. Карен Хэммонд замерла. Опять возник тик, порожденный смятением, ее лицо под загаром побелело.
– Конечно! Я совсем не это имела в виду. Просто мне хотелось избавиться от лишних бед, каких у нас и без того немало. Я думала, так будет лучше для всех – для нас, присутствующих здесь, для мистера Воэна и мистера Шеннона… и для мистера Галески.
По тому, как выжидательно и виновато Карен Хэммонд произнесла последнюю фамилию, стало ясно, что она ждет реакции на нее.
И она не ошиблась. Глаза Полин Конрой полыхнули гневным огнем, прежде чем она сумела сдержаться и благоразумно скрыла его, опустив длинные ресницы.
– По-моему, – выговорила она губами, которые вдруг утратили свою манящую пухлость и превратились в тонкую жесткую линию, – мистер Галески вряд ли откажется отвечать на вопросы, какими бы они ни были – и кто бы их ни задал.
Последние слова она подчеркнула так, что было понятно: она имела в виду Скотленд-Ярд. Враждебность между двумя женщинами нарастала.
Пол Расселл подался вперед и сделал жест рукой:
– Разумеется, он не откажется. Серж готов помочь всем, чем может, так же как и мы.
Предостерегающий звоночек эхом отдался в голове Мордекая Тремейна. Но прежде чем он сумел уловить смысл происходящего, успел надежно приколоть его к воображаемой стене у себя в голове, все уже прекратилось. Расселлу удалось разрядить обстановку. Он повернулся к Сандре Борн и заметил:
– Лучшее, что мы можем сделать, Сандра, – оставить это на ваше усмотрение. Ведь вы были ближе к Лидии, чем кто-либо из нас. Значит, вам и решать.
До сих пор Сандра Борн почти не принимала участия в разговоре. Тремейн наблюдал, как она с печальным видом сидит в углу комнаты. Взгляд беспокойно скользил по лицам присутствующих, но высказаться она даже не пыталась. В ней ощущалась какая-то вялость, словно некая эмоциональная буря лишила ее жизненных сил.
Сердце Мордекая Тремейна переполнялось сочувствием к ней. Сандра Борн и Лидия Дэр были не просто подругами, не только жили вместе, но и имели одинаковые вкусы и интересы, чуть ли не мыслили одинаково. Казалось, Сандра раздавлена судьбой, в которую беззаветно верила и которая вдруг обманула ее доверие.
Замечание Расселла, адресованное Сандре, побудило ее повернуться к нему. Вид дружелюбного, загорелого и обветренного лица доктора, похоже, придал ей смелости, и Тремейну показалось, будто он наблюдает, как жизнь медленно вливается обратно в ее безвольное тело.
– Нам надо продолжить, – заявила она. – Мы так старались, многого добились, что было бы жаль взять и остановиться. Лидии… хотелось, чтобы пьеса имела успех.
– В таком случае решено, Санди, – произнес Расселл и обвел взглядом присутствующих. – Согласны?
Все одобрительно зашумели. Даже Карен Хэммонд, явно готовая к тому, что окажется в меньшинстве, согласно кивнула. Полин Конрой метнула в нее торжествующий взгляд.
– Санди права, – сказала она. – В память о Лидии мы должны продолжать работу и стараться изо всех сил.
– Значит, завтра репетиция состоится как обычно? – уточнила Филлис Голуэй. – Надо известить мистера Воэна и мистера Шеннона.
Услышав это, Сандра Борн нахмурилась:
– Я совсем забыла про Мартина и мистера Шеннона. Надо было сначала посоветоваться с ними.
– А я нисколько не сомневаюсь, что они охотно поддержат наше решение! – уверенно отозвался Расселл.
– Шеннон – возможно, – вмешался Джеффри Маннинг. – Обычно он согласен с любыми предложениями. А вот с Воэном будет потруднее. Ведь он же был…
Он вдруг осекся, сообразив, что чуть не сказал то, что могло вызвать взрыв. Покраснев, Маннинг сделал неловкую попытку исправить положение.
– Когда я видел его сегодня вечером, он был не в себе. Видимо, принял случившееся слишком близко к сердцу.
В комнате воцарилось неловкое молчание, ставшее тревожным и гнетущим. А вскоре сразу несколько человек заговорили одновременно. Пол Расселл в отчаянии подал знак жене. Джин поднялась.
– Пора пить кофе, – объявила она.
– Я помогу вам, Джин, – предложила Карен Хэммонд.
Несколько минут суеты с отодвиганием стульев, которой сопровождался их выход, благополучно помогли преодолеть явно опасный поворот. Незаметно озираясь по сторонам, Тремейн заметил, как на еще недавно напряженных лицах возникает выражение облегчения. Он уже понял, что смерть Лидии Дэр была не просто камнем, бездумно брошенным в стоячую заводь деревенской жизни. Она расшевелила все мрачное и тайное, что уже давно скрывалось под внешним спокойствием. Не пробудила зло к жизни, а продемонстрировала, что оно рядом.