Для вкуса добавить "карри", или Дом восьмого бога

― Мне очень нравитс-с-ся на тебя с-с-смотреть, Кари,― нежно прошипел он.― Но очень холодно…

Я кивнула и чмокнула его в нос:

― Лимм всё-таки удивительная штука,― натягивая свою вторую почти чёрную кожу, я пыталась казаться спокойной, хотя предстоящее долгое плаванье на спине друга, через холодное море, кишащее кархаронами, никак этому не способствовало. В желудке громко заурчало.

― Нуж-ж-жно поес-с-сть, иначе надолго нас-с-с не хватит,― он развернулся и пошлёпал к воде.― Сиди здес-с-сь, я с-с-скоро…

Обернулся он и, правда, довольно быстро. Одну крупную рыбину он зажимал в пасти, а другую ― в хвосте.

― Ты сам-то поел?

― Сейчас-с-с майны мигрируют, с-с-с голоду точно не умрём… Это тебе…― и положил добычу у моих ног.

Я уставилась на толстенькие тушки: «А ведь есть-то придётся сырую рыбу! Огня нет! И не развести никак!» В результате съесть сырым я смогла только один кусок и то с закрытыми глазами, почти не жуя, а второй Макс запихнул в меня чуть ли не силой. Я, конечно, с ним согласилась, голодная смерть нам не грозила, майны были мясистыми и жирными, но сырая рыба ― это не нормальная человеческая еда!

Мой ангалин проглотил всё, что осталось и мы улеглись поспать в самом дальнем и тёмном углу этой прибрежной пещерки. Он крепко прижал меня к себе, опутав ноги хвостом, а я зарылась носом в плотную, тёплую шерсть на его груди. Рана на щеке продолжала кровить, хоть я и обмотала голову прежней нагрудной повязкой. Лежать одним боком на голых камнях было жутко неудобно, даже несмотря на то, что с другой стороны грело любимое, тёплое, чешуйчатое тело.

Макс уже мерно сопел, а я никак не могла уснуть. Сначала вспомнила, что то «дежавю», которое испытала под конец заплыва, было неспроста. Когда ещё в первый раз я путешествовала на «Медузе», то перед самым ураганом, в котором пострадал Ают, видела сны. В одном был Макс, а в другом ― Карелл. И вот в том сне мы с Максом переплывали подобное озеро. Он также спрашивал, а я также отвечала, и окружающий пейзаж был почти таким же… Выходит, тот сон был «вещим», и я видела часть своего будущего.

А вот с Кареллом мы не встречались, с тех пор как я сбежала с Кифого носа. Да и воплощение того, что я видела во сне мало связано с реальностью. Я ещё раз прокрутила в голове прежние видения. Сначала лес и атаман с мечом и камортой, потом я убегаю, а он гонится за мной и набрасывает петлю. Я режу ладонь и алая кровь, вскипая прямо на глазах, заливает верёвку. Потом «райское поле» и Карел погружается, а я иду к нему и окровавленной рукой вытаскиваю из смертоносной топи. Возможно, этот сон не «вещий», однако какое-то значение всё же имеет…

Карелл объявил себя претендентом на трон, как мы поняли с Дайком в Тагри. Он поставил свою жизнь на кон и уже не отступит, потому что некуда. Террханом будет тот, кто останется в живых ― таков незыблемый закон древнейших. Мне было сложно понять, почему древнейшие установили такое правило. С одной стороны, девиз «пусть победит сильнейший» вполне ясен, но с другой ― не было установлено никаких правил, никаких границ дозволенного, которые нельзя переходить. Вот это и было странным и непонятным… Ведь тогда добиться власти можно абсолютно любым путём: идя по трупам, совершая подлые и низкие поступки, как это уже сделали Элган и Инзар.

Всё-таки я не на Земле и иногда забываю об этом… Несмотря на схожесть Окатана и моей родной планеты ― это другой мир, совсем другой… с иной историей и жизнью. И хоть уже скоро год, по местному календарю, как я нахожусь здесь, очень многое остаётся непривычным и непонятным. Мысли переключились на предстоящее плаванье: «Получится ли догнать "Медузу"?! Смогу ли я столько времени провести в воде?! Хватит ли сил?! А ведь сейчас я могла бы нежиться в горячей ванне или спать в мягкой постели, а не лежать неизвестно где, голодной и раненой на холодных камнях. Самое удивительное, что даже мысли не возникло о том, чтобы остаться с Арвидом. Ведь он не лгал, он действительно обеспечил бы мне райскую жизнь. "Викинг" красив, богат, влиятелен и через некоторое время я была бы любимой супругой северного пархонта. Почему же я не осталась?! Почему опять сбежала?!»

Вжавшись в сопящего рядом друга, я глубоко вздохнула: «Когда-то Мозговой был прав… Это любовь… Самая настоящая! Я люблю прекрасные изумрудные глаза, люблю клыкастую ехидную улыбку, потрясающий умилительный смех над моими шутками, и даже то, как он злится и психует. И готова плыть через холодные, бушующие воды, через стаи хищных кархаронов, чтобы быть рядом с ним, плыть за его мечтой, потому что я… безумно люблю своего ангалина… Но ведь и Дайка я тоже люблю… Я была так счастлива, когда он сказал, что его семья ― это мы, и что добровольно он со мной не расстанется…».