Для вкуса добавить карри, или Катализатор для планеты

– Иди перед Дайком из-з-звиняйс-с-ся. Ты так на него с-с-смотрела, будто это он во вс-с-сём виноват.

– Ты не злишься?

– Нет… Ночная с-с-с-хватка очень с-с-сильно повлияла на тебя. Это мне привычно, а ты не только вс-с-сё видела, но и с-с-сама убивала. Первый раз-з-з всегда с-с-самый трудный…

Дайк стоял у лошадей, прочёсывая пальцами длинную гриву Рыжего. Я обняла его сзади и прижалась к спине. Он замер, а потом усмехнулся:

– Не подлизывайся…

Язык прилип к нёбу, и получилось только пробурчать что-то не совсем вразумительное.

– Кари, я всё понимаю, – голос друга был тихим. – Мне тоже было очень больно, когда я первый раз убил человека, я и переживал долго, и не спал… А тут такое… Ты девушка, пусть и не такая, как все, и тебе ещё тяжелее это преодолеть. Не жалеешь, что мы не остались в Латрасе?

Дайк обернулся и взял моё лицо в ладони, а я покачала головой:

– Нет, несмотря ни на что… А скольких ты убил, ну до этого, как мы вместе?

Он отвёл глаза и отстранился:

– У каждого лекаря за спиной есть своя пещера Хранителя: к кому-то не успел, кому-то просто не смог помочь. Двоих я убил в схватке, мы как-то с Кареллом напоролись на сыскарей террхана, и по-другому было никак, а не так давно мальчик умер по моей вине. Если бы я не задержался в пути, то удалось бы его спасти, но я решил заехать в несколько селений по пути, не подумал, что с тем малышом всё настолько серьёзно. Я тебя тогда искал, а когда всё-таки приехал, он умер у меня на руках. Моя задержка стоила ребёнку жизни…

Я вгляделась в его лицо, такое родное и любимое, в скорбь и боль в затуманенных влагой глазах.

– Ты раньше об этом никогда не рассказывал…

Дайк пожал плечами:

– Да как-то к слову не приходилось… Я так понял, ты тогда в Банкоре была. Я как уехал из того посёлка, так потом напился вусмерть, а когда очухался немного, видел такой странный сон…

– Какой сон?

– Будто мы снова на Кифовом носу и идём с тобой к обрыву и словно прощаемся там. Я понимаю, что ты уходишь, и я больше не увижу тебя никогда. Пытаюсь уговорить остаться, но ты меня не слушаешь и будто совсем не слышишь. А потом появляется сказочный радужный мост от края обрыва прямо в небо, ты ступаешь на него и уходишь. Я кричу тебе вслед, зову изо всех сил, а ты даже не оглядываешься и постепенно исчезаешь в сиреневой дымке… – Он замолк на мгновение, сильно сжимая мои пальцы. – Я так звал тебя, что половину постоялого двора на уши поставил…

Дайк усмехнулся и, сграбастав меня, прижал к себе:

– Правда, потом я услышал голос, как ответ на мои дикие вопли. Он был очень тихим и словно доносился из каких-то неведомых далей. Этот голос повторял моё имя, и я даже успокоился как-то, уверился, что докричался и мы встретимся, обязательно встретимся. И ведь так и получилось…

Дайк начал нежно целовать меня, легко касаясь губами, а я, отвечая на чувственную ласку, тоже вспомнила свой сон, когда звала его и разбудила постояльцев и хозяев «Тихого островка». Выходит, Дайк тоже видел меня во сне и звал меня… И мы тогда услышали друг друга…

– Ну мож-ж-жет хватит миловатьс-с-ся! – Голос Макса и шлепок по моему мягкому месту прервал прекрасные минуты чувственной откровенности. – Я наш-ш-шёл, откуда бочка выдвигаетс-с-ся!

Глава 10

Оставив Бумера охранять лошадей, мы пошли обратно в Храм навстречу новым, удивительным открытиям. Размер бочки, содержащей легендарные «слёзы богов», меня просто убил! Это ж сколько надо было плакать, чтобы наполнить такой объём, вернее объёмище?! Часть дальней стены Храма, за центральной колоннадой, раздвигалась по такому же принципу, что и внешняя. Макс опять просунул хвост в какое-то отверстие невысоко от пола и переключил что-то внутри. Зал немного дрогнул и стены подались в стороны. Гигантская, высотой около четырёх метров, тёмная бочка начала выдвигаться из проёма. Каких-то направляющих или пазов, по которым она перемещалась, я не заметила. Однако она чётко встала в круг, контуры которого угадывались в кладке пола, состоящего из небольших, величиной с кирпич, плиток.

Внутри самого Храма, на удивление, было чисто, сухо и прохладно: ни пыли, ни другого какого мусора. Как я поняла, первую пыль за тысячелетия с ногами сюда принесли мы. Бочка встала на место, а Макс победно уставился на нас:

– Вот она! Правда, з-з-здорово?!

Мы с Дайком, задрав головы, обалдело рассматривали чудо-техники великих ангов. Я невольно хихикнула, представив картину, как на облаках вокруг этого огромного, пузатого сосуда сидят древние старцы, ну типа боги, в белых балахонах, с длинными седыми бородами и сверкающими нимбами над головами, и рыдают горючими слезами. Потом достают из многослойных одежд белоснежные носовые платки, утирают прозрачные ручьи с морщинистых лиц и выкручивают их в бочку. Хорошо поплакали, ничего не скажешь!