За шиповником росли другие кусты, на которых уже завязались ягоды. Рядом висела табличка, гласившая «Боярышник (
К сожалению, ничего у Штайнбергов не получилось.
Когда Уолтер, оставляя на шипах клочья одежды, все же продрался через заросли и вышел на дорожку, на скамейке, посеребренной лунным светом, он разглядел Леонарда. Рядом с ним сидело ужасное видение. Жених и невеста были слишком поглощены разговором, чтобы глазеть по сторонам, но Уолтер на всякий случай упал на землю. Отсюда ему было слышно каждое слово. Говорила вампирша, как водится, про кровь. Уолтер достал распятие, но Гизела пока что держалась в рамках приличий. Закончив беседу, она так и не распорола Леонарду горло на прощание, но просто удалилась, и вечерний туман поглотил ее силуэт. Молодой Штайнберг как ни в чем не бывало пошел домой.
Уолтер остался сидеть на земле, чувствуя, что его мозг раздирают противоречивые мысли. Так ли плоха Гизела? Ведь она же не набросилась на Леонарда, хотя он был совсем близко. С другой стороны, она вымогала у него кровь,
Поразмыслив, англичанин решил идти до конца. Он должен поговорить с Леонардом и получить ответы на все вопросы (кроме последнего, вряд ли этот разиня знает как вдеть нитку в иголку.) С этими намерениями Уолтер решительно направился к особняку.
Дом Штайнбергов представлял из себя огромный прямоугольник, сконструированный архитектором, который так и не вырос из детского увлечения аппликацией. Тот тут, то там были натыканы барельефы, горельефы, мозаика и разные другие элементы декора с неизвестными названиями. Тучные ангелочки устраивали соревнования альпинистов, а на карнизах восседали горгульи. Все это великолепие было покрыто тремя слоями позолоты. Когда у Уолтера перестал дергаться глаз, он поднялся по парадной лестнице — что было сродни восхождению на пирамиду — и робко постучал в дверь, которую сторожили два мраморных льва.
Перед ним возникла матрона в черном бомбазиновом платье с кружевным воротничком, скрепленном брошью из оникса. Серые глаза женщины недобро сверкали на одутловатом лице, губы были поджаты, а многоступенчатый подбородок плавно перетекал в массивную грудь. При виде посетителя экономка заколыхалась от негодования. В ее взгляде явно читалось, что подобный сброд должен стучаться у черного входа.
— Нищим не подаем, — бросила экономка, рассматривая Уолтера, как судья малолетнего правонарушителя.
— Вы не поняли! Мне нужно увидеться с Леонардом.
— У молодого господина неприемный день. Оставьте свою визитную карточку, — экономка ехидно улыбнулась, давая понять, что на такую цивилизованность с его стороны она и не рассчитывает.
К счастью, за спиной Цербера вдруг нарисовался Леонард, который решительно распахнул перед Уолтером дверь.
— Еще какой п-приемный! Это же Уолтер Стивенс, мой друг из Англии! Как мило, что вы ко мне заглянули! Я так и знал, что уникальные штаммы местных микроорганизмов не оставят вас равнодушным! Вы свободны, фрау Бомме, — кивнул он экономке, но ее тапочки пустили корни в паркете.
— Ваш отец велел докладывать, если в дом пожалуют незнакомцы. Пока герр Штайнберг не будет поставлен в известность, гостя я пропустить не могу.
Леонард автоматически поправил очки.
— Я за него ручаюсь, — произнес он, делая ударение на каждом слове.
— Даже так, сударь. Против прямого приказа я пойти не смею.
— Почему вы считаете, что ссориться со мной выгоднее, чем с моим отцом? Ведь я такой же, как он. У нас с ним одинаковый химический состав крови.
Уолтер в который раз подивился умению Леонарда изящно излагать свои мысли.
— Ваш отец ужасно разгневается, — сказала экономка, но уже без былой уверенности.
— Именно! Но я-то отделаюсь парой оплеух, а вам он может отказать от места, если сочтет, что вы увидели нечто не предназначенное для ваших глаз.