Длинная тень

– Две кавалерийские роты лорда Оксфорда, – сказал Хьюго, – две – королевских драгунов, которые только что вернулись из Марокко, и пять рот ветеранов королевы Доваджер. Восставшие не имеют ни малейшего шанса воевать против этого соединения, если учесть, что командовать им будут опытные офицеры.

Аннунсиата пристально взглянула на Хьюго и Дадли и спросила:

– Вы получили предложение? Оба?

– Как мы могли отказаться? – ухмыльнулся Хьюго. – Во имя всего святого, я мечтаю о схватке, я надеюсь на драчку. В один прекрасный день становится невыносимо скучно так бездарно проводить время за выпивкой, игрой в карты, в погоне за женщинами и сплетнями.

Дадли, хоть и выразил это более спокойно, был полностью с ним согласен.

– Я считаю Монмаута своим личным врагом, – сказал он. – Насколько я знаю, он в большом фаворе при голландском дворе.

– И к тому же он протестант, – тихо добавила Аннунсиата.

Дадли кивнул и продолжил:

– Но король Джеймс – кузен моего отца и его лучший друг. Я буду воевать против любого подлеца, который посмеет поднять на него руку.

– Для Морлэндов все гораздо проще, – сказал Мартин. – Король Джеймс – законный король, все остальное не имеет значения.

– Итак, мама, теперь у нас очень много дел, – сказал Хьюго. – Мы должны быстро собраться и покинуть этот дом, чтобы присоединиться к остальным. Я уже послал Джона Вуда проверить мой багаж, а Даниеля – разобраться с лошадьми. Говорят, что восставшим где-то удалось украсть пятьдесят лошадей, но как они ухитрятся оседлать их – вот вопрос. Теперь, Дадли...

– Во-первых, – сказала Аннунсиата твердо, – сейчас мы все преклоним колени и помолимся за короля и за успех его экспедиции. Да, да, Дадли, и ты тоже. Все мы молимся одному Господу, даже если форма разная.

Спустя несколько минут Хьюго и Дадли вышли из комнаты, чтобы поторопить слуг, а Руперт, слушавший все это молча, подошел к Аннунсиате, задумчиво смотревшей на дверь, и нерешительно сказал:

– Мама, – обычно он называл ее «мадам» и эта более теплая форма обращения насторожила ее. Она внимательно посмотрела на сына, прочитав в его глазах просьбу понять его.

– Что такое? – вскинулась она. – Руперт, только не ты!

– Мама, лорд Фивершем назначен главнокомандующим.

Лорд Фивершем был поручителем Руперта при получении им титула и верительной грамоты из рук короля Чарльза.

Руперт продолжал:

– Они набирают резерв в кавалерийские войска, чтобы присоединиться к подразделениям лорда Черчиля.

– Руперт, тебе только пятнадцать, – сказала Аннунсиата, стараясь, чтобы ее голос звучал убедительно. – У тебя нет никакого военного опыта.

– Лорд Фивершем предложил мне место в подразделении Оксфордской кавалерии, мама, – продолжал Руперт. – Я хороший наездник, и, конечно, вокруг меня будут опытные воины. Они помогут мне, и я быстро всему научусь. – Он пристально посмотрел ей в глаза. Глядя на прекрасное лицо сына, такое свежее и румяное, она вспомнила о заточенном клинке. Да, это было у него в крови, наряду с лояльностью, нельзя остудить его пыл своими предчувствиями.

– Ты будешь отличным офицером, я уверена. Это большая честь, что лорд Фивершем обратился к тебе.

– Да нет. Я сам попросил его, – смущенно произнес он.

Аннунсиата заставила себя улыбнуться.

– Наверное, тебе следует пойти и собрать вещи. Я надеюсь, Майкл поедет с тобой? Если тебе что-нибудь понадобится, скажи Тому. Ты хочешь уехать сегодня вечером?

Руперт кивнул, подбежал к матери и крепко обнял ее. Аннунсиата закрыла глаза и прижалась губами к его шее. Когда-то она могла поцеловать его красивые волосы, но теперь он стал слишком высоким. Ее выросший сын, ее принц!

– Бог да благословит тебя, мой принц! – сказала она, и Руперт вышел из комнаты, на ходу зовя Майкла.

Теперь кроме Мартина с ней никого не осталось; Кловис все еще был в старом дворце. Мартин наблюдал за ней с молчаливым одобрением.

– Ему только пятнадцать, – сказала она надломленным голосом. – Его, конечно, убьют.

Мартин молча пересек комнату, подошел к Аннунсиате и обнял ее. Она прижалась к нему, положив голову ему на плечо, не сводя глаз с двери, как будто боялась двинуться с места до тех пор, пока дверь не откроется снова, чтобы впустить се детей, живых и невредимых.

Двадцатого июня, в Тонтоне, Монмаут объявил себя королем. Он послал письма двум старым собутыльникам, приглашая их в Тонтон, чтобы присоединиться к его армии. Одним из них был герцог Албемарль, командующий Девонским ополчением, а другим – Джон Черчиль, накануне прибывший со своей кавалерией в Шард, расположенный в нескольких милях от Тонтона. Албемарль ответил на приглашение возмущенным отказом, предлагая Монмауту оставить восставших и не ввергать страну в столь тяжкие испытания. Черчиль в ответ выслал разведчиков на оборонительные рубежи Тонтона, которые, встретившись с патрулем мятежников, вступили с ними в ожесточенную схватку. Она была непродолжительной, и победа досталась регулярным войскам. Это была первая кровь, пролитая здесь.