Длинная тень греха

Ну что, в самом деле, за хамка! Она явилась к Дугову с важной миссией. Время, отпущенное ей для визита, то самое время, которого у нее ровно до отправления следующего автобусного рейса, неумолимо утекает, безвозвратно просто исчезает.

А она не сдвинулась с места, выслушивая нападки этой старой мымры.

— В убийстве Марины обвиняют ее мужа, — проговорила Олеся жестко, неотрывно глядя в пустые тусклые глаза Дугова. — Его взяли под стражу! Но он ее не убивал!

— Я знаю, — вдруг спокойно заявил Дугов, откладывая на тарелку съеденный наполовину третий помидор. — Этот человек не любил ее по-настоящему! Он не способен был создать для нее ту жизнь, которой она была достойна… Что уж тут можно говорить об убийстве! Этот Хабаров… Он ничтожество… Он…

— Кем бы он ни был, он не должен отвечать за то, чего не совершал! — воскликнула Олеся с горячностью, пропуская мимо ушей возмущенный клекот пожилой уборщицы; та присела чуть поодаль и кажется не собиралась пропускать ни слова из их беседы. — Если вы знаете, что он не убивал, тогда, может быть, вы знаете, кто это сделал?!

— Я этого не говорил, милочка! — лицо Дугова нервно дернулось, а тонкие ноздри породистого носа затрепетали то ли от возмущения, то ли еще по какой причине. — Нечего здесь валить с больной головы на здоровую! Я просто предположительно сказал про Хабарова. Кто знает, может, он в порыве ревности и убил свою жену.

— Кажется… Кажется, у вас тоже был повод ревновать свою любовницу! Вам-то она тоже изменяла!!!

И как она собралась с силами и сказала ему это?! Как додумалась, главное, нащупать его уязвимое место?! Лишь сказав, поняла, что попала в точку. По тому, как потемнело моментально лицо Дугова, по тому, каким бешенством наполнились его безжизненные до сего момента глаза. И по тому, как испуганно ахнула Ивановна.

— Изменяла, изменяла, Николай Иванович! — зацепилась тут же Олеся, забыв и про голод, и про неудавшуюся попытку его утолить. — Вы знали об этом, так ведь? Если не знали, то догадывались. И… может быть, вы-то и есть как раз убийца, а?!

Ивановна ахнула вторично и замерла каменной статуей с вытаращенными остановившимися глазами. А Дугов…

Его тело, будто лишившись позвоночника, вдруг ослабло, надломилось и упало на стол лицом вниз. Голова его при этом пару раз качнулась влево-вправо, и Дугов простонал:

— Я не убивал ее! Господи, как вы могли подумать?! Разве бы я мог причинить ей вред?! Я, который дышать на нее боялся! Да вы знаете, кто я?!

— Знаю, — тихо ответила Олеся.

Дугов удивленно затих. Тут же поднял от стола голову и посмотрел на нее, спросив совершенно спокойно, без прежней театральности:

— Кто я, по-вашему?

— Вы раздавленный горем мужчина, и только. Ваше сердце разбито дважды. И я… очень хорошо понимаю вашу боль, Николай Иванович! И я здесь лишь потому, что хочу спасти Хабарова Влада, а не для того, чтобы пытаться кого-то уличить или призвать к ответу. Если вы можете мне чем-то помочь, то помогите!!! — все это она выкрикнула на одном дыхании, не заметив, как привстала с места, как ухватилась, потянувшись, за его руки, безвольно разбросанные на столе. Не заметила, пытаясь до него достучаться, как тенью выскользнула из гостиной Ивановна. — Помогите мне, Николай Иванович, пожалуйста! Его осудят, а он же не виноват!!! Он хороший — Влад Хабаров! И он совсем не виноват в том, что Марина его просто-напросто не любила.

— А вы, выходит, любите, — закончил за нее Дугов тихо, пристально рассматривая ее побелевшие пальцы, вцепившиеся в его запястья. — Любите и пытаетесь спасти. Так ведь?

— Так! — она кивнула и, отцепившись от него, неловко отступила.

— А вдруг он обманывает вас так же… Так же, как она обманывала меня, девочка вы моя! — воскликнул Дугов с болью в голосе. Выпрямился, откидываясь снова на спинку стула, и опять впился зубами в недоеденный помидор, бормоча с набитым ртом. — Муж и жена — одна сатана. Они могли быть совершенно одинаковыми: подлыми, лживыми, вероломными… Я столько для нее всего сделал… Вы представить себе не можете… Она была столь меркантильна, а я, ослепленный чувством, этого совершенно не замечал! Вы пейте кофе, пейте, остывает же…

Ей снова, как и в прошлый визит, сделалось очень жаль Николая Ивановича.

Хальченков рассказывал что-то о том, как тяжело переживал Дугов утрату любимой жены. О том, каких трудов стоило ему вновь вернуться к жизни. Возможно, Марина стала как раз той самой женщиной, которая смогла частично возместить его потерю, и тут снова такой удар.

— Я помогал ей… — продолжал Дугов, задумчиво глядя перед собой. — Помогал в оформлении санатория. Расписывал сцену, бассейн… Все безвозмездно. Все даром! Я считал не по наивности, нет, по-человечески просто считал, что делаю это для любимой женщины. Она так любит… любила свою работу. Это я так считал. А она…

— А она? — осторожно поторопила его Олеся, так как хозяин дома снова замолчал, вгрызаясь в мякоть последнего помидора.