Длинные дни в середине лета

доской и вцепился в нее изо всех сил. — Каса, Каса! — передразнила его Наташка

и, отвернувшись, сняла лифчик.

Оглядываясь по сторонам и прикрывая грудь рукой, как будто кто-то мог

увидеть ее за глухим, с проволокой наверху забором, она вытащила раскладушку

на солнце и легла загорать. Максим крикнул еще несколько раз свое непонятное

слово и затих. Наташка задремала.

— ...Каса! Каса! — вдруг закричал Максим.

Наташка открыла глаза. Максим бежал к ней расставив руки, что-то висело у

него на пальцах. Наташка подумала, что это какой-то шнурок, но, когда Максим

подбежал, увидела, что он держит длинного желтого червя, вз 2в 2

и 6

згнула и

вскочила.

— Каса! — кричал Максим и растягивал червя, как гармошку, а Наташка

пятилась от его рук.

— Брось! Брось эту гадость!

Максим ее не слушал, тогда Наташка, зажмурившись, бросилась на него и

замахала руками. Максим вдруг заплакал. Наташка обняла его, но он отбивался и

кричал так, что было слышно, наверное, на станции.

— Ну и ори. Мало еще получил.

Максим покричал у нее за спиной и успокоился.

— Давно бы так. А то распустил сопли. Не стыдно, каса?

Максим молчал. Наташка обернулась и увидела, что он идет мимо Майора к

калитке. Майор приоткрыл глаз и даже не шевельнулся.

— Стой! Стой! — закричала Наташка и побежала к калитке.

Максим потянул ручку вниз, а Майор встал и зарычал. Максим уже повис на

ручке, калитка вот-вот могла открыться, и Наташка рванулась к нему,

почувствовала, как ударилась коленкой о что-то твердое, а потом как будто

горячий утюг приложили к ноге. Майор отпрыгнул, оскалив зубы. Наташка

схватила Максима за руку и замерла. Но Майор больше не нападал, и тогда она, не

выпуская руку Максима, бросилась к дому. Майор помчался за ней. Максим упал.

Наташка остановилась. Майор прыгнул и повис почти над ней, натянув цепь.

Рыча, он бросился снова и снопа повис.

— Дурак! Сволочь зубастая!

Максим поднялся и пошел к ней, протягивая руки. Майор успокоился,

вернулся к будке и сел, приложил уши и тяжело дыша.

...Вымыв Максиму руки и коленки, Наташка посадила его за стол, поставила

разогревать кашу. Максим капризничал. Наташка бегала от плитки к столу, ей на

хотелось есть, и несколько раз она поднимала ложку, чтобы черпануть как

следует, но каши было мало, и даже для пробы она брала чуть-чуть, на самый

кончик ложки.

Ел Максим плохо, весь измазался. Каша летела по всей террасе. Наташка

посадила его на колени. Дело пошло лучше. Нужно было только вовремя

вытирать рот и следить, чтобы глотал.

— Ну и молодец! Хорошо ешь! Скоро вырастешь, за братиком маленьким

ухаживать будешь. Ты кого хочешь — сестру или брата?

Наташка вытерла ему рот, покачала. Он прижался к ней, притих. Тогда она

подчистила тарелку, но каши было совсем мало, только еще больше есть

захотелось. Она хотела положить Максима в кровать, но он вцепился в грудь и

заныл.

— Ты чего? Спать надо, глазки закрыть. Вот дурачок. Чего же ты хочешь?

Она освободила из его пальцев грудь, осторожно подвалила ко рту. Он взял

сосок и зачмокал. Наташка замерла от неожиданного ощущения. Ей показалось,

что Максим ухватился за конец клубка, спрятанного глубоко внутри, и тянет и

клубок поворачивается, распутывается.

- Спи, дурачок, спи!

Наташка положила его в кровать, подумала и запела вполголоса песню,

которую любила больше других: «Эти глаза напротив...»

...Майор заскулил у калитки.

— Ну, как дела? — громко спросила Ольга Владимировна.

Наташка выскочила на крыльцо за платьем. Хозяйка сразу заметила у нее

кровь на ноге и нахмурилась.

— Значит, не послушалась?

— А вы кобеля своего не распускайте! —сказала Наташка, еле сдерживаясь

от нахлынувшей обиды. Она стояла перед хозяйкой, поджав окровавленную ногу

и прикрывая грудь, и от того, что стеснялась, злилась еще больше.

— Ты тут не командуй! — Ольга Владимировна прошелестела мимо нее и

плюхнулась на стул. — Ух, как жарко! Бабушку, значит, можно волновать?

Можно не жалеть старого человека? А зачем врешь? Нет у нас никакой

Кудиновой!

— Ну и ладно. Вам-то что?

— Мне ничего. Но вы, молодые, очень языкастые. Ну-ну, не груби! Я тебе

добра хочу. А старших нужно слушать. Вот ты мне кто? Никто. А я о тебе

позаботилась. Ты мне благодарной быть, должна, а ты фыркаешь.

—- Иди со своей заботой знаешь куда? — Наташка вышла во двор.

— Нет, плохо вас, молодежь, учат, — сказала Ольга Владимировна с

крыльца. — Ничего вы не понимаете. Вот я хотела тебе на мороженое дать за то,

что с Максимом посидела, а теперь не дам, раз такая грубиянка. Себе же

навредила.

— Кобеля убери! — крикнула Наташка, и Ольга Владимировна затрусила за

ней к калитке.

Наташка еле успела выйти на улицу, как, гремя цепью, Майор рванулся за

ней. Он носился вдоль забора и в бессильной ярости клацал зубами.

— У, сука, — прошептала Наташка и швырнула в забор камень. — Что

скажешь?

Майор заметался, как будто его ошпарили.