Длинные руки нейтралитета

– Таррот Гарринович, – официальным тоном начал капитан второго ранга, – мы не можем и не желаем отговаривать вас от осуществления ваших планов. Однако хотелось бы узнать точнее наши пожелания. Если люди неприятеля вдруг заметят вас в небе, последствия могут быть непредсказуемыми. Но и нашим воинам крайне нежелательно вас увидеть. Не сочтите за оскорбление, но ваш вид слишком напоминает известные на земле изображения… скажем так, слуг врага рода человеческого.

– Я собирался атаковать в условиях, когда человеческие глаза не способны меня увидеть, – бесстрастно ответил дракон.

– Вы хотите сказать, что ночью?

– Например.

– А если будет луна?

– Тогда атаки не будет. Учтите, что я могу запустить «Ледяное копье» даже из облака. Мне не обязательно видеть цель, чтобы уверенно в нее попасть. Если будет густая облачность, я могу задействовать «копье» даже днем. Единственное, чего не хотелось бы – это атаковать в ясную погоду с большой высоты. Там воздух сухой, формирование «копья» потребует много энергии.

В этот момент казак кивнул с самым уверенным видом. Оба моряка бросили на товарища косые взгляды, а Семаков продолжил:

– Также убедительно прошу вас продолжать разведку над Черным морем. Она может быть особенно важна, поскольку мы ожидаем прибытия броненосцев… хочу сказать, кораблей, борта и палуба которых укрыты толстыми железными листами. Нам очень желательно перехватить их в открытом море.

Интонация драконьего голоса оставалась все такой же нейтральной. Князь мельком подумал, что, возможно, особенности глотки ящера не позволяют ему произвольно варьировать тембр.

– Я это и так собирался делать.

– Благодарю заранее. Но есть еще кое-что, Таррот Гарринович. Вы сказали, что собираетесь сделать ледяной шар диаметром в полтора ваших ярда. По нашим подсчетам, это чуть больше полутора французских тонн или ста наших пудов. Нельзя ли придать вашему льду другую форму при том же весе?

– Да это возможно, – в этот момент казаку показалось, что хозяин пещеры чуть удивлен, – но почему вы считаете изменение формы нужным?

На этот раз отвечал старший артиллерист «Морского дракона».

– Видите ли, законы баллистики… ну, это наука о метании пуль и ядер… так вот, они говорят, что вот такая форма, – тут Мешков достал записную книжку, открыл и показал рисунок, – дает уменьшение сопротивления воздуха, а также… э-э-э… увеличивает способность вашего изделия пробивать доски палубы.

На рисунке, который князь сделал в комнате для совещания, было изображено нечто, напомнившее дракону тунца или золотую макрель – с этими рыбами он был знаком.

– Да, такая форма возможна.

На этот раз все люди услышали в голосе дракона полную уверенность.

Семаков подвел итог:

– Таррот Гарринович, завтра нам результаты разведки еще не нужны: предстоят учения. Иначе говоря, эта ночь в полном вашем распоряжении. Надеюсь, вы не откажете в любезности сообщить нам о результатах… кхм… воздушной атаки. Нет, атаки с воздуха, так точнее.

– Мой отчет будет полным. Не сомневайтесь в этом, господа.

Из забытья адмирала Нахимова вывел неясный шум. В голове у раненого мутилось, и он не сразу разобрал, что это было, а когда разобрал, то вяло удивился: кто-то вслух читал Евангелие от Иоанна. Открыть глаза почему-то не получалось.

Находившаяся рядом Мариэла мгновенно уловила изменение потоков в головном мозгу. На одно мгновение она почувствовала вспышку гордости: ее замысел удался. И это при том, что половина работы была сделана без всякого предварительного обучения. Но тут же магистр магии жизни и разума одернула сама себя: процесс лечения не был завершен даже на одну пятую. Правда, конструкты стали заметно устойчивей. Пожалуй, они бы продержались продержались полных два часа. Но в данный момент определенно стоило не восхвалять себя, умную, а проявить свою квалификацию делом.

– Добрый день, Павел Степанович, – сказала она, одновременно делая знак чтецу, чтобы тот прервался, и подавая небольшой медный чайничек. – Вот, глотните воды.

Освежив горло, адмирал почувствовал, что может говорить почти уверенно. Женский голос показался знакомым.

– Доброе утро, Мариэла Захаровна – отвечал Нахимов, одновременно пытаясь проморгаться. Получилось неважно: на знакомый голос наложилось почти незнакомое лицо женщины… деликатно выражаясь, в возрасте.

– Не удивляйтесь, Павел Степанович, – проявила проницательность госпожа лекарь, – я плохо выгляжу, ибо сильно устаю. Ваше ранение очень тяжелое, да еще и в меня стреляли…

– Как так?

– Вот так. И себя надо лечить, и к вам придется прикладывать большие усилия еще… даже не скажу сколько дней. Наставница мне этого не описала. И заживление черепной кости, это само по себе недели три с половиной.

– Как Севастополь? – по мнению Нахимова, это был важнейший вопрос.

– Держится, насколько я знаю.

– Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, нападение, которое началось в тот самый день, когда вас ранили, отбито с потерями для неприятеля, – почтительно вставил реплику оказавшийся в дверях (случайно, разумеется) унтер из выздоравливающих.