Длинные руки нейтралитета

Посол Владычицы морей в Пруссии не был моряком. Зато он очень хорошо умел играть в карты. В ситуации, когда у противника на руках четыре туза и четыре короля, а у вас семерки и восьмерки, продолжение игры выглядит столь же бессмысленным, сколь и неприятным.

Никто из участников этого конгресса, который вскоре поименуют Берлинским, не знал, насколько сильный толчок получила история. Разумеется, никто и представления не имел, что она вообще могла сдвинуться с намеченного пути. Мы с вами, читатели, это, понятно, знаем, но ни за что не расскажем никому из тех, кто был там, в Берлине.

Эпилог

В станице Мечётинской произошло событие или даже СОБЫТИЕ. По масштабам оно было бы впору даже уездному городу.

В дом весьма уважаемого старого казака Андропа Неболтая пришло с почтальоном громадное письмо – точнее сказать, это был громадный конверт. Разумеется, служивому поднесли рюмочку.

Вскрыл конверт с помощью старого турецкого кинжала лично хозяин дома. В нем были, как и ожидалось, БУМАГИ.

Сбежалось все население дома, в первую голову внуки от среднего сына, но от них не остали и сноха Глафира, и жена Андропа Анфиса. Сам же средний сын Трифон чуть поотстал, будучи занят работой в сарае, но величина опоздания не помешала ему занять почетное место у отца. С небольшим отставанием заявилась семья старшего сына: сам Андрей Андропович, его Дарья и сыновья с дочкой.

– Батюшки! – не сдержавшись, ахнула младшая сноха, разглядевши отдельный лист с картиной, – да то ж Тихон!

– Истинный крест, он самый.

– А рядом, надо быть, женка его, да дети…

– Знать, карандашиком рисовано, и работа тонкая.

– А вот от него письмо, мыслю.

– А ну, цыть мне тут! – рявкнул хозяин дома командирским голосом. – Иван! Глаза у тебя молодые, зачитай-ка письмо вслух. А то мне очки искать долго.

Андроп Анисимович сильно отклонился от истины: не отсутствие очков мешало ему, а недостаточная грамотность, не позволявшая читать быстро.

Старший внук исполнился важности. Правда, по уровню образованности он не сравнялся с высокоученым дядюшкой, но отстал совсем немного; обычно мальчишку хвалили в примерно таких выражениях: «Ну, ты считаешь хорошо, почти как дядя Тихон.»

Малец поправил чуб, который упорно не дорастал до надлежащей длины, прокашлялся и начал:

– Здравствуйте, мои дорогие родители, отец и матушка! Пишу я вам из далеких краев, куда закинула меня судьбина на учебу и на житье с моей разлюбезнейшей Марьюшкой…

– Эка он о своей-то выражается кудряво, – поджала губы заранее критично настроенная к невестке Анфиса.

– Тихо, мать! Дай Ваньке сказать.

– …и спешу радостию поделиться: родила она во благополучии близнят, казачонка и девку, кои здоровеньки растут трудами Маши…

– Ай да сношенька! Сразу двумя внуками озаботилась.

– Что здоровеньки, это на картине видно, эвон какие улыбчатые, – осмелилась вставить слово Дарья.

– Читай дальше, Ваня, – на этот раз в голосе Андропа Анисимовича слышалось скорее любопытство, чем суровость.

– Кхм. Правда, болели они чуток, и я тоже кашлял, но Маша нас всех на поправку вывела совсем скоро, трех дней на это хватило. Назвали мальца Михайлой, а дочку Натой, Натальей то есть. Крестить же деток негде, ибо церквы тут не имеется, однако желаю в Севастополь с ними приехать и окрестить как должно в Михайловской церкви у благочинного Александра, того самого, что Машу крестил…

– Непорядок это, что божию церковь не поставили, – осуждающе отметил Андрей Неболтай. – Что там дальше?

– Андрюха, кто тебя учил поперед старшего лезть? – сверкнул глазами отец. – Ванятка, читай.

– Кхем… а потом с божьей помощью и к вам наведаемся, но только если студенческого отпуска хватит…

– А отпуск велик ли? – не выдержал сам Андроп Анисимович.

– Тут не написано, деда… Сама же супружница моя ездила на поклон к наставнице, каковой встречи очень опасалась, ибо сия наставница своей суровостью всегда славилась среди учениц…

– Так что ж, выходит, у нее одни девки в учебе? – вслух удивилась Анфиса.

– Да чтоб тебя! Ваня, ты не ленись.

– …однако ж госпожа Моана обошлась с Машей ласково, хвалила премного за труды ея в Севастопольском госпитале, а особенно за излечение адмирала Нахимова, и посулила скорое повышение в чине с магистра медицины до доктора медицины же. И совсем недавно, тому четырех седьмиц не минуло, пришла бумага, каковая моей женушки чин докторский высокий подписями и печатями утверждает. С того самого момента разрешено ей пользовать болящих самостоятельно, а не под приглядом старших…

– А вспомнить если: она в Севастополе чуть не смертельно ранетых аж с того света вынала. Тихон-то писал! – не выдержал средний сын.

– Тогда ей разрешалось. Наставницы-ат рядом не было, – авторитетно пояснил старший брат и, не дожидаясь грозного отцовского взгляда, добавил, – ты, Ваняша, читай-ко дале.