Длинные тени

ПЕЧАТЬ СООБЩАЕТ

Из репортажа Ульриха Фёлькляйна в западногерманском журнале «Штерн» № 23, 1984 г.

Еврей Тойви Блатт и эсэсовец Карл Август Френцель впервые увидели друг друга весной 1943 года на перроне железнодорожной станции Собибор. Тойви Блатт вспоминает: «Нас привезли в товарных вагонах. Двери распахнулись. Охранники в черной форме заорали: «Выходи, выходи!» Мы столпились на перроне. Появился Френцель и распорядился, чтобы ремесленники вышли вперед. Вышли все мужчины, так как инстинктивно почувствовали, что те, кого возьмут, имеют шанс остаться в живых. Я стал умолять Френцеля, чтобы меня тоже взяли, и он ткнул в меня пальцем: «Будешь чистить мне сапоги».

14 октября 1943 года Тойви Блатт и Карл Август Френцель снова встретились. Группа сопротивления подготовила массовый побег узников лагеря. До этого, 2 августа 1943 года, четыремстам евреям из лагеря Треблинка, расположенного в Восточной Польше, удалось совершить побег.

Блатт рассказывает: «Я с группой узников бросился к воротам. Тут я увидел Френцеля. Он вел огонь из автомата. Но мы скоро оказались за воротами».

В середине шестидесятых годов Блатт увидел Френцеля, но уже в качестве подсудимого на Собиборском процессе, проходившем в Хагене. Он был приговорен к пожизненному заключению.

Теперь, в 1982 году, Блатт был снова приглашен как свидетель в Хаген, где суд присяжных рассматривал апелляцию Френцеля о пересмотре его дела. Блатт в который раз увидел того, кто отправил в газовые камеры его брата, мать, отца, друзей, всех жителей его родного города Избица. Он его не узнал. Семидесятидвухлетний обвиняемый Френцель с большими залысинами и двойным подбородком, робко взирающий на всех из-под толстых стекол очков, — этот тучный мужчина с красными прожилками на лице ничем не напоминал безжалостного обершарфюрера СС, коменданта первого лагеря, распоряжавшегося жизнью и смертью заключенных.

Тойви Блатту не забыть и не простить того, что происходило в Собиборе. Спасшись от смерти, он дал себе клятву сделать все, чтобы люди не забывали о шести миллионах погубленных евреев и об их убийцах. Когда кончилась война, он поставил перед собой цель разыскивать убийц. Его интересуют общественные условия и личные обстоятельства, приведшие к национал-социализму и его массовым преступлениям. Это побудило его согласиться на встречу с Карлом Августом Френцелем. Приводим некоторые выдержки из их разговора.

Б л а т т. Вот вы сидите, пьете пиво и при этом улыбаетесь. Вы могли бы быть чьим-то соседом, чьим-то товарищем по спортивному союзу. Но вы не просто «кто-то». Вы — Карл Френцель, обершарфюрер СС. Вы были третьим по значимости в руководстве лагерем смерти Собибор, комендантом первого лагеря. Меня вы помните?

Ф р е н ц е л ь. Смутно. Вы тогда были совсем мальчишкой.

Б л а т т. Мне было пятнадцать лет. Никто из моих родных не уцелел: погибли отец, мать, брат.

Ф р е н ц е л ь. Это ужасно. Ужасно.

Б л а т т. По меньшей мере четверть миллиона человек погибли в Собиборе. Я остался в живых. Почему вы захотели поговорить именно со мной?

Ф р е н ц е л ь. Я хотел просить у вас прощения.

Б л а т т. Вы хотели просить у меня прощения?!

Ф р е н ц е л ь. Да. Я хочу просить у вас прощения. Жертвам уже ничем не поможешь. Прошлого не вернешь. Это не в наших силах. Но я лично хочу просить у вас прощения. Ни на вас, ни на других свидетелей, которые еще будут выступать, я зла не таю.

Б л а т т. Так, значит, вы хотели просить прощения?

Ф р е н ц е л ь. Я это говорю вам еще раз со слезами на глазах. Не только теперь, но и тогда это не давало мне покоя.

Б л а т т. Это вам не помешало не только не препятствовать, но и самому принимать участие.

Ф р е н ц е л ь. Вы не знаете, в каких обстоятельствах мы находились.

Б л а т т. А мы, в каких обстоятельствах оказались мы?

Ф р е н ц е л ь. Я просидел в тюрьме шестнадцать с лишним лет. Я много выстрадал и много передумал.

Б л а т т. Вы были антисемитом или вас к этому принудили?

Ф р е н ц е л ь. Антисемитом я не был, но мы обязаны были исполнить свой долг.

Б л а т т. «Долг»… Каждый раз только и слышишь: долг. Но почему, когда мы прибыли в лагерь, вы избили моего отца дубинкой до полусмерти? Это тоже долг?

Ф р е н ц е л ь. Этого я не помню.

Б л а т т. А Цукермана помните?

Ф р е н ц е л ь. Помню. Он был поваром. Он припрятал кусок мяса, и за это я его избил.

Б л а т т. И его сына тоже.

Ф р е н ц е л ь. Он подошел ко мне и сказал: «Отец не виноват, это я спрятал мясо». — «Тогда и ты получишь двадцать пять ударов плетью», — заявил я ему. Вы должны знать: я всегда поступал благородно.

Б л а т т. Благородно, говорите? А как вы обошлись с голодным мальчиком, который нашел где-то банку сардин? А что вы сделали с голландскими евреями?

Ф р е н ц е л ь. Один из капо мне доложил, что группа голландских евреев задумала совершить побег. Я об этом доложил Нойману, и тот приказал казнить их.

Б л а т т. И вы их отправили в газовую камеру?

Ф р е н ц е л ь. Нет, не я.

Б л а т т. А паренька из станционной команды по фамилии Берлинер, которого вы приказали убить, припоминаете?

Ф р е н ц е л ь. Припоминаю. Капо из станционной команды мне доложил о какой-то его провинности, и охранники спросили, как с ним быть. Я, вероятно, им ответил: «Побейте его», или что-то в этом роде. Ведь сказано это было в присутствии других офицеров.

Б л а т т. Вы же сами отец, и у вас были дети, и вы могли равнодушно смотреть, как у вас на глазах гибли малолетние, совсем крохотные дети?

Ф р е н ц е л ь. Я хотел бы, чтобы вы знали: однажды Вагнер приказал отправить женщину с маленьким ребенком в газовую камеру, а я добился, чтоб эту женщину послали на работу в прачечную.

Б л а т т. После чего оба они — и мать и ребенок — все равно погибли.

Ф р е н ц е л ь. Этого я уже не знаю.

Б л а т т. Почему вы вступили в национал-социалистскую партию?

Ф р е н ц е л ь. Была большая безработица, а партия обещала, как только она придет к власти, обеспечить всех работой. В то время с безработицей было примерно такое же положение, что и сейчас. Находятся же теперь такие, которые примыкают к партии «Зеленых», иные — к бандитам. В то время мы такими испорченными, как нынешние, не были.

Б л а т т. В кирху вы ходили?

Ф р е н ц е л ь. Да, и даже часто.

Б л а т т. Вы не чувствовали, что между вашей религиозной и политической позициями существует противоречие?

Ф р е н ц е л ь. Нет. Мы ведь были немецкими христианами. (Часть евангелической церкви, близкой к нацистам. — Примечание редакции журнала «Штерн».)

Б л а т т. И вы как христианин не испытывали угрызений совести за все то, что тогда происходило?

Ф р е н ц е л ь. Я сожалею, что был заодно со всеми.

Б л а т т. А что теперь говорят об этом ваши близкие, ваши дети?

Ф р е н ц е л ь. Дети ненавидят прошлое и считают все это преступлением. Но со мной они не порывают и меня не презирают. Они видели фильм о крушении рейха, после чего мы о нем какое-то время спорили.

Б л а т т. Фильм, думаете, может дать представление о том, что тогда происходило?

Ф р е н ц е л ь. Нет, не может.

Б л а т т. То, что происходило в действительности, было куда страшнее.

Ф р е н ц е л ь. Верно, намного страшнее. Словами этого не передать. Я хотел бы вас просить, чтобы вы посмотрели на меня под другим углом зрения. Не из Собибора. На моей совести много человеческих жизней. Не одна, нет. Сто тысяч человеческих жизней на моей совести.

Б л а т т. Почему же немцы утверждают, будто все это вранье, этого не было, и что в таких случаях говорите вы?

Ф р е н ц е л ь. Когда мои дети и друзья спрашивают, правда ли это, я отвечаю: правда, было. И когда они говорят, что такого быть не могло, я повторяю: действительно было, и неверно утверждать, будто этого не было.

Б л а т т. Почему же вам не пойти в редакцию какой-нибудь газеты и не сказать им: я там был, я там работал, и все, что об этом говорят, — правда.

Ф р е н ц е л ь. Если бы я вздумал сделать так, как вы говорите, — пошел бы в редакцию и сказал: «Я сам в этом участвовал, все это правда, да, миллионы евреев были истреблены», — моя жизнь ломаного гроша не стоила бы.

Б л а т т. Кого вы опасаетесь?

Ф р е н ц е л ь. Неонацистов.

Б л а т т. Неужели они так уж сильны?

Ф р е н ц е л ь. Нет, они не так уж сильны, но их следовало бы запретить.

Б л а т т. Коль скоро они не так уж сильны, чего же вам опасаться? Взяли бы да рассказали все. Вам есть что рассказать миру.

Ф р е н ц е л ь. Неонацисты проникают всюду. И если бы я сунулся в печать… У них ведь и там свои связи.

Б л а т т. И еще раз: для какой цели вам понадобилось поговорить со мной?

Ф р е н ц е л ь. Я хотел лично просить у вас прощения за все то, что тогда происходило. И если вы меня простите, это для меня будет небольшим утешением. Мне хотелось поговорить с вами как человеку с человеком. Я догадываюсь, что вы сейчас обо мне думаете, вы меня ненавидите. Но я на вас зла не держу.

Б л а т т. Вы еще о чем-то хотели меня спросить?

Ф р е н ц е л ь. Нет. Больше ничего. Мне хотелось бы, чтобы теперь, сорок лет спустя, вы смотрели на меня не как на эсэсовца, а как на обыкновенного человека…

Некоторые дополнительные данные о палаче и его жертве.

Карл Френцель: После восстания в Собиборе — с осени 1943 года и до конца войны — входил в состав одной из воинских частей, ведших борьбу с партизанами в Северной Италии. В 1945 году взят в плен американцами, но уже в мае освобожден из-под стражи. В ноябре 1945 года возвращается в свой родной город Лёвенсберг. В том же месяце переезжает в Гёттинген и там же со временем становится заместителем заведующего режиссерского отделения киностудии «Фильм-ателье ГМБХ».

Тойви Блатт: После восстания в Собиборе скрывался от нацистов в Восточной Польше. В 1945—1946 годах — офицер службы связи польской армии. Принимал участие в розыске и преследовании немецких военных преступников. Вел замкнутый образ жизни. Работал проводником в горах. В 1959 году поселился в Калифорнии и теперь владеет в Санта-Барбара магазином автомобильных радиоприемников. Часто приезжает в Собибор и объясняет это тем, что «воспоминания сильнее меня и возвращают меня снова и снова к месту катастрофы».

Из газеты «Известия», 11 октября 1985 г.

Ф е м и д а  с  п р и с т р а с т и е м

О нравах, точнее своенравии западногерманского правосудия ходят легенды.

Не сосчитать, уж сколько раз оно удивляло мир своей исключительной способностью делать очевидное невероятным: брать под защиту и оправдывать отъявленных преступников…

Свежий пример тому — процесс в Хагене. Длился он долго. Рассматривалось дело бывшего обершарфюрера СС Карла Френцеля. Эсэсовский палач, орудовавший в нацистском лагере смерти Собибор на территории Польши, участвовал в убийстве по меньшей мере 150 тысяч заключенных. Известно, что всего в этом лагере в годы войны было уничтожено свыше четверти миллиона узников.

В 1966 году Френцель был приговорен к пожизненному заключению, но через четырнадцать лет добился пересмотра своего дела и вышел на свободу. Суд в Хагене затянул разбирательство на пять лет и вот недавно вынес свой вердикт: признав Френцеля виновным в совершенных злодеяниях, он тем не менее… освободил военного преступника от наказания, «приняв во внимание его возраст».

Это очередная иллюстрация к вопросу о том, к кому западногерманская Фемида добра, а к кому нет.