Длинные тени грехов

— Нам это ни к чему! — Харитон дёрнул за руку невесту и оттеснил её от молодца. Тот усмехнулся понимающе и перенёс внимание на Анну.

— А для тебя, милая, платочки имеются, чтобы перед супругом нарядной показаться, — сверкнул он зубами.

— Вдовая я, — тихо ответила Анна, подняв взгляд от всевозможных гребней.

— Ну, с такой-то красотой это ненадолго, — пропел молодец, жадным взглядом охватывая статную фигуру кастелянши, — в самом соку бабонька!

Анна смутилась, как девчонка.

— Из Малороссии, что ли, будешь? — тихо спросил Аким. — С какого места-то?

— Из Чернигова, — в тон ему ответила кастелянша и, скромно улыбнувшись, расплатилась за гребень.

Сам не зная почему, Степан начал злиться и на прохиндея, и на баб, у которых в голове одни игрушки. Но тут вмешалась Глафира — в её почтенном возрасте уже меньше интересуются украшениями, а больше ценят дружескую беседу.

— А скажи-ка, мил человек, что там на свете белом делается? — кухарка протянула торговцу Акиму кружку разогретого молока. Тот принял дар с благодарностью и присел рядом со своим лотком.

— Да разные слухи по городу разлетаются, — осторожно покосился он на Крайнова, — вот слышал, дела царевича совсем плохи… Вернулся он в Россию да сидит, сказывают, под домашним арестом… А может, и не сидит… И допрашивает его сам царь… А что далее будет — Господу нашему одному и ведомо.

— Ох, неушто, сына своего не пожалеет! — вскрикнула добросердечная Глафира.

— Ну, идите себе, дел у вас что ли нету, — Степан указал дочери в сторону кухни, а лакея подтолкнул к парадной лестнице, — нечего уши развешивать.

Харитон и Катюша послушались, но остальные не двинулись с места.

— А правду говорят, что ампиратор по ночам вороном оборачивается и тем, кто затемно домой не успел, глаза выклёвыват? — выдохнула Фрося.

— Тьфу, дура, — рассердился Степан и отвесил девке подзатыльник. Та не-громко завыла, привычно стараясь вызвать жалость у Глафиры.

— Нельзя, девушка, глупости болтать! — покачал головой Аким. — Темнота ты деревенская! Император день и ночь о нашем благе думает, ты вот, поди, и не знаешь, что царевич злоумышлял против отца своего, стало быть, против всей Руси?

— Но пойти против своей плоти и крови, сына родного! Возможно ли? — вмешалась Анна, — Да правда ли это? — нахмурилась и о чём-то задумалась.

— Так ведь ОН не простой человек, как мы с вами, — понизил голос торговец, — ЕГО рукой водит…  — он замолчал и внезапно рассмеялся, — Да что это я! В та-кой дом пришёл, уж вы-то больше меня знаете!

— Мы, человек хороший, ничего не знаем про то, про что знать простому люду не положено, — ответил за всех Степан, — и тебе бы языком надо поменьше трепать.

— Наш Степан Иванович был денщиком самого Светлейшего князя, — похвалилась кухарка, — уж в стольких походах да битвах с ним бывал!

— А-а-а, — протянул торговец, — куда уж мне тогда! Вы-то повидали мир, сударь мой. И где же воевали?

Крайнов не удержался — было у старого солдата слабое место:

— Так всюду, паря. И в Нотебурге, и под Калишем, и под Лесной, знамо дело, под Полтавой, опосля в Польше, в Курляндии… Когда Александр Данилович Шлиппенбаха пленил, рядом с ним, отцом нашим, стоял… Да, удостоился великой чести…  — мыслями своими унёсся солдат в былые дни, когда каждый день был наполнен опасностями, а жизнь любого, от самого царя до последнего ординарца, не стоила и полушки.

— Честь вам и уважение, Степан Иванович, — серьёзно сказал Аким, — вы-то свой долг выполнили… И самого царя видели? — вдруг спросил он.

— Да вот как тебя сейчас! — усмехнулся Крайнов, — И разговаривать Петр Алексеевич со мной неоднократно изволил. Эх, да что там! Времечко славное было.

— И царевича видели? — после вопроса торговца все воззрились на Степана.

— Врать не стану, не сподобился с Алексеем Петровичем встречаться, а вот с сынком его доводилось, жаль мальчонку — без матушки…

— А царевича не жаль? — Аким посмотрел Степану прямо в глаза.

Служивый выдержал его взгляд:

— Нам не положено о таких вещах рассуждать, на то люди поумней нас имеются.

Тут Фроська, прикорнувшая на корточках возле кухарки, яростно зачесала ногу, не стесняясь, задрала подол сарафана.

— Тю-ю-ю, ты никак чесоточная, — подскочил Аким. Глафира погладила девку по голове.

— Не чесоточная я, — важно ответила Фроська, — меня лекарь немчурный осматривал. Сказывал… это… как его… золотушная, што ль.

— А могу принести тебе чудодейственное средство… красавица, — завёл привычную песню торговец.

— Не, меня наши тётеньки вылечат, а вот нет ли у тебя чего от веснушек, — спросила девка.

— Принесу, знаю одного цирюльника, так он благородным барышням веснушки выводит.

— Ну-у-у! — Фроська вскочила на ноги, — а денег много возьмёшь?

— С тебя, красавица, поцелуями брать стану! — расхохотался Аким Зотов.

— Ага, и ещё чтоб зубы выросли, ей эликсир принеси… И прыщи с рожи убрать, — проворчал Степан, но совсем беззлобно. — Ладно, хватит баклуши бить, а то герр Ван Келлер покажет нам, где раки зимуют.

Все поднялись и засобирались, Аким повесил на шею короб. И не успел Степан слова сказать, как понял, что знакомству с торговцем суждено продолжиться.