Длинный путь от барабанщицы в цирке до Золушки в кино

Репетиция закончилась, но Дикий ко мне так и не подошел. Зато подошел чуткий Тетерин и сказал, что если я на генеральной не оробею, то все пройдет гладко. Но понравилось ему или нет, он так и не сказал, и поэтому на душе у меня остался камень. С таким ощущением неуверенности в себе можно на сцене вместо «Там труп лежит» сказать: «Трам пуп лежит» – и всё. Актерская карьера закончится.

И вот генеральная репетиция. Она же премьера.

Первый акт прошел нормально. Дикий меня, естественно, не прерывал.

Готовлюсь ко второму акту. Неожиданно подходит Дикий и говорит: «Стеклянных керосиновых ламп в ту пору еще не было». Я так растерялась, что даже не могла ничего ответить.

Бросаюсь в костюмерную, хватаю какой-то шнурок, валяющуюся на стуле газету, привязываю газету к шнурку и бегу обратно.

Занавес поднимается. На сцене сидят старушки и беседуют. Я пячусь на сцену задом, таща веревку – как бы приманивая кота. В зале смех. Не дождавшись кота, я бросаю веревочку и, усевшись на сундук, от скуки болтаю ногами – то так, то эдак, на тысячу ладов. Но, как только в зале раздается смех, тут же сажусь смирно, с опаской поглядывая на старушек. Но они, не обращая на меня внимания, продолжают беседовать.

Кончилась и эта сцена. Я начинаю готовиться к пляске. Вид у меня в фартуке и картузе, да еще и с метлой, я бы сказала, боевой. «А вдруг я забуду текст песни? – мелькнуло у меня в голове. – Ведь не будешь же пересказывать ее своими словами». В это время помощник режиссера дает мне сигнал. Мой выход. Э, была не была! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Но почему я не волнуюсь? Это плохой признак. По мнению старых актеров, это значит, что я не актриса.

И вот я уже на сцене. Сажусь на сундучок и наблюдаю за тем, что происходит. Смотрю с большим интересом, потому что мне действительно интересно – так интересно, что я совсем перестаю думать о своих частушках, которые через минуту мне предстоит петь. Пора! Выскакиваю на середину, а напротив меня стоит наш герой-любовник Тихонов – вдохновенное лицо, глаза горят… И это меня подбодрило. Проплясав и спев свои частушки, убегаю со сцены. Что это? Публика аплодирует? Неужели мне? Впрочем, зрители любят такие номера – и спасибо им за это. Первые аплодисменты мне на этой сцене. Что же, мое «крещение» в этом театре было не таким уж плохим.

В третьем акте я только присутствую – время от времени. В конце акта Коля Крючков читает свой монолог. Я его просто не узнаю. Он великолепен! Почему же утром он был совсем другой? Чем это объяснить? Может быть, Коля на последней репетиции окончательно проверял какие-то сомнительные для себя детали? Пока я размышляла, началась финальная пляска. Чтобы не мешать хороводу, я, стоя возле кулис, начала делать одно-единственное па – опять мне на помощь пришел цирк: на манеже идет общий танец, а коверный рыжий делает всего одно па, пока его не выгонят с манежа. Вот так и я. Как ванька-встанька – нужно просто присесть и быстро вскочить на пятки на расставленных ногах. Премудрости никакой нет.

Конец спектакля. Занавес опускается. Я стрелой мчусь вверх по лестнице в уборную. Только успела снять парик и стереть грим с одной щеки, как вбежал ассистент:

– Егорка! На сцену!

– Но зачем?

– Как зачем? Кланяться публике – вот зачем!

– А я-то тут причем? Я же всего-навсего…

Тут вошел Тетерин и категорически заявил, что в театре такой порядок и что отказываться не принято. Я пошла за ним. Внизу, возле кулис, стоял Нежный – наш директор. Он встретил меня словами:

– Еще раз опоздаете к выходу на аплодисменты, объявлю вам выговор в приказе!

Вдруг слышу голос Дикого:

– Вы не думайте, Янина, что он не выполнит своей угрозы: я Нежного хорошо знаю – не такой уж он и нежный.

Я вышла на сцену и остановилась возле кулис, но ко мне тут же подбежал Коля Крючков, взял меня за руку и, прошептав: «Да иди же кланяться, окаянная!», вытащил меня на сцену.

Через какое-то время Николай Сергеевич Плотников предложил мне главную роль в спектакле «Машенька» по пьесе Афиногенова. Как я уже говорила, мне совсем не хотелось играть пятнадцатилетнюю девочку – для меня это был уже пройденный этап. К тому же у меня не слишком хорошо складывались отношения с Плотниковым: мне не нравилась его довольно резкая манера общения с актерами и я этого не скрывала. Были и принципиальные творческие расхождения: у нас был разный подход к образу моей героини, а я, хоть и выгляжу робкой и тихой, во время работы превращаюсь в тигра и готова до конца отстаивать свое мнение. В отличие от Плотникова, я считала, что отношения Машеньки с дедом должны развиваться постепенно и непросто. В результате премьеру играла не я, а моя дублерша, хотя в афише было написано: «В главной роли – Я. Жеймо». Но меня это не расстроило: я готова была играть спектакль хоть в двадцатом составе, если понадобится. Но играть Машеньку я буду только по-своему.