Дм. Богров и убийство Столыпина

«В протесте индивидуума и группы лиц против существующего порядка заключается первый толчок к новому. Анархист это понимает; его протест имеет место каждый день. Он не подчиняется никакому закону, обычаю, традиции, морали; он подчиняется лишь требованиям своего разума и своего идеалистического принципа. И тем, что его образ жизни в духовном, материальном, моральном, интеллектуальном и психическом отношении отличен от образа жизни рядового {46} человека, он действует разлагающим образом на существующее, строя для будущего, для будущего свободного общества» (Pierre Ramus, «Das anarchistische Manifest», Berlin, S. 15.).

Таковой и была в общих чертах революционная идеология Дм. Богрова, когда он в конце 1907 г. вернулся из Мюнхена в Киев и ушел с головой в революционную работу.

III. Революционная работа Дм… Богрова с 1907 по 1910 г

Никому из родных и даже друзей Дм. Богрова до самого последнего периода его жизни не было известно, насколько интенсивно он погрузился в революционное дело. Хотя ни для кого не были секретом крайние левые политические убеждения Дм. Богрова, однако, свое активное участие в пропаганде среди рабочих и в революционных выступлениях он умел скрывать с поразительной конспиративностью. Чтобы не возбуждать подозрений среди домашних, он сделал себе правило никогда не пропускать времени домашнего обеда, не уклоняться от исполнения определенных обязанностей по отношению к друзьям и знакомым семьи. Он избегал переодеваний, а когда, иной раз, сбрасывал студенческую тужурку и одевал черную фетровую шляпу вместо студенческой фуражки, то старался никем не замеченный выходить из дому.

Вообще, в отдельных разговорах со мною он возмущался полным отсутствием конспиративности в революционных организациях. Он жаловался на то, что члены партий страдают «недержанием речи», не стесняются показываться везде и всюду, на улице, в кинематографе, в публичных собраниях, даже когда готовят какое либо решительное выступление, и удивлялся, как при таких условиях удается вообще что либо скрыть от охранного отделения.

Для характеристики Дм. Богрова, как революционного деятеля, я позволю себе привести отзывы о нем двух его товарищей по работе.

«Восхищение его умом, стойкостью, тактичностью и находчивостью в опасных случаях было больше, чем недовольство его недостатками, свойственными всякому человеку.

Прежде всего Дмитрия характеризовали, как умелого и смелого боевика и хорошего, приковывающего внимание оратора.

Говорил он всегда мало и говорил всегда дело.

Он был из тех людей, у которых слова не расходятся с делом.

Деление труда в партийных выступлениях не было свойственно ему практически.

Глубоко и умело разбираясь в теоретических вопросах, он ловко владел и оружием.

Ни его образование, ни его социальное положение не выдавали его, как «барского сынка», занимающегося революцией «от скуки».

В обыденной жизни всегда прост и обходителен, он был душой рабочей среды и ловко с ними уживался, как с «равными».

Правда, замкнутость его натуры требовала от него частенько «быть в себе самом», но зато минуты «вдохновения» — были очаровательны. За свою недолгую жизнь ему неоднократно приходилось участвовать в террористических выступлениях, где он не выказывал страха, а проявлял такую же глубину ума и тактики, как в обычной организаторской работе…

Замечательно то, что в числе неудовольствий по адресу Дмитрия — против тех черт его характера, в каких я и многие другие находили одно из лучших достоинств человека вообще и революционера в особенности — указывалась замкнутость его натуры, свидетельствующая о богатстве внутреннего мира, и конспиративность, говорящая об опытности и серьезном отношении к делу» (Из письма товарища Дм. Богрова, привлеченного по делу Г. Сандомирского и др. цит. по А. Мушину, «Дмитрий Богров и убийство Столыпина», Париж, 1914 г., стр. 89.).

Другой близкий товарищ Дм. Богрова по революционной работе, Герман Сандомирский, пишет следующее: