— Меня всегда потрясало — тебе больно, но ты шутишь, смеешься, а глаза грустные, больные… Я далеко, но вижу это. Ты простил мне, что я тогда отодрала тебя за ухо?
— Я и не сердился не секунды — ты совершенно правильно сделала. Я это вполне заслужил. А ты простила меня, что я тогда… не остался?
— Я бы никогда не простила бы тебе, если бы ты тогда остался…
Опять молчим и вдруг на том конце еле слышно:
— Я… до сих пор… люблю тебя.
— И я…
Но Лела не дает мне сказать:
— Не ври! Может, тогда на Острове, те несколько часов…
— Ладно, Лела-Лелушка, ведь я тоже неплохо знаю тебя. Ты ведь по делу звонишь?
— Да, Кот, я тебе всегда звоню по делу. И видимся мы с тобой только по делу. Но ты все-таки помни… то, что я тебе только что сказала.
— А ты что-то сказала или мне послышалось?
— Я сказала.
— Я это буду помнить всегда — вместе с твоими волшебными глазами, ресницами и косой, которую ты, увы, отрезала, но я этого, к счастью, не увидел… А теперь говори по делу.
— Ты знаешь, я ужасно не люблю, когда у меня над головой по неизвестной причине разваливаются новейшие самолеты-штурмовики. Тем более мы хотели их у вас покупать. Вот с детства я этого не люблю. Я прошу тебя заняться этим делом…
— Что же меня все уговаривают? Вот одну только что выпроводил…
— Женщину!? Нет, Кот, ты неисправим!
— Не ревнуй, у нас ничего не было…
Лела только усмехается. Недоверчивая. Впрочем, у нее работа такая. До чего люблю оперативную связь — качество отменное: и громко, и слышно каждый вздох. Продолжаю:
— Ладно. Я займусь этим делом. Но только ради тебя, ты слышишь? Только ради тебя…
На том конце вздох и опять чуть слышно — не понять то ли услышал, то ли почудилось:
— Я тебя…
И громко:
— Пока, Котенок!
И громкое противное мяуканье гудка оперативной связи. Вот так. И когда она позвонит теперь — неизвестно. И позвонит ли вообще. Все-таки нехорошее слово "Никогда". Плохое, можно сказать, слово. Негодное.
"Если это программист, он долбит. Если он не долбит — плохой, негодный программист". Вернемся к программистским делам.
Поднимаю трубку:
— Соедините с Главным конструктором системы. Здравствуйте, Сергей Федорович. Мне хотелось бы получить от вас трассы программ управления силовой установкой машины на следующих субкритических режимах полета.
И я начинаю нудно перечислять индексы. Главный конструктор прилежно записывет.
— Это все? — вопрошает уважаемый Сергей Федорович.
— Нет. Еще, пожалуйста, перепишите в какой-нибудь удобоваримой форме показания неразрушающихся блоков контроля.
— На CD?
— Да, годится. И дайте мне пару ваших программистов. Я ведь ничего не понимаю в самолетах.
На том конце провода слышится скептическое хмыкание.
Я продолжаю:
— Сергей Федорович, я надеюсь, вы не будете требовать от пилотов работать на… критических режимах. Вы понимаете, о чем я говорю? Я думаю, нам вполне хватит двух развалившихся штурмовиков…
— Так вы думаете… А официальная точка зрения…
— Почему-то мне кажется, что вы думаете точно также, как и я.
— Может быть…
— Я вас понимаю и постараюсь помочь. До свиданья.
Кладу и снова поднимаю трубку.
— Дайте номер… — и называю номер рабочего зала своей доблестной команды. — Третий, привет! Пойди оформи себе допуск и завтра утром приезжай ко мне.
— Понял. Буду.
— Ты не забыл еще, как выглядят самолеты? Ты же выпускник МАИ.
— Я выпускник другой кафедры. Но как выглядят разбитые машины, я еще не забыл…
— У тебя есть что-нибудь по визуализации?
Пауза. Потом Третий продолжает:
— Ты делаешь успехи, Второй. Я только что хотел тебе предложить визуализировать содержание "черных ящиков".
— Не учите… дедушку кашлять! Я не настолько туп, как ты думаешь. Еще я заказал трассы программ от силовой установки. Сегодня они полетают немного и завтра мы их получим.
На этом месте я соображаю, что Третий не знал, куда мы едем. А уж зачем — тем более…
— Слушай, Третий, может не заниматься ерундой и ты скажешь мне сразу место в программе управления двигателями…
— Не забегай вперед, Кот. Я приеду и мы разберемся вместе. На самом деле — это трудная задача. Я помогу тебе, но приготовься к тому, что могут быть проблемы.
— У кого и какие?
— Ты будешь смеяться, но… у меня. Пока.
Вот это дал! "Вы будете смеяться, но Черненко тоже умер", — заявил в свое время наш комсорг. Проблемы у Третьего! Интересно!
А между тем время неумолимо идет к вечеру. Спохватываюсь, беру трубку:
— Соедините с дежурным. Добрый день! А генерал Козлов… Как, уже уехал? Спасибо.
Трогательная забота о подчиненных. Теперь долго добираться на электричке. А может, не ехать никуда? Дома мне особо делать нечего, а спать здесь есть где.
Опять сажусь у окна и наслаждаюсь вечером. Когда еще так спокойно посидишь. Вдруг в поле моего зрения показывается знакомая фигура. Оксана, одета в строгий джинсовый сарафан, волосы собраны в пучок, круглые очки в металлической оправе. Образцовая учительница начальных классов. Тащит что-то в сумке и идет, похоже, опять ко мне.
Точно. Кто-то скребет коготками по дерматину, дверь открывается. К запаху сирени примешивается аппетитный аромат свежих булок. Я сижу не оборачиваясь.
— Задумался, Котик?