Дмитрий Донской. Искупление

Опять все молчали, глядя в широкие половицы, начавшие щеляветь и выгибаться: не было сухого леса даже для княжего двора после страшного пожара четыре года назад.

— Что мыслит сам великий князь? — спросил Вельяминов.

— Наведи нас, княже, на добромыслие, — опережая старых бояр, попросил Свиблов.

Дмитрий не чаял, что так скоро, раньше старых бояр, придётся отвечать на свой же вопрос. Он задумался ненадолго, глядя на бояр открыто, притягивая взоры ко взгляду своему, а когда убедился, что все до единого смотрят, тряхнул тёмной скобкой волос:

— А мыслю так, бояре... Непочто было нам, бояре, в обман вводить князя Михаила Тверского, непочто было заманивать его на Москву медвяными речами, а потом сажать его в крепь, как в замок немецкой, на дворе Гавшином. Все три года он зло таил, а зло навлекает зло, ибо от крысы не родится голубь. Потому-то не без сговора с Михаилом волком напал на Русь Ольгерд, — Он переждал минуту тяжкого молчания и закончил: — Моя вина в том, что послушал в те годы совет боярской, вас, бояре-советчики. Вину перед богом и людьми на себя принимаю также и за то, что обидел митрополита, владыку Алексея[22], во грех ввёл его, нарушив его святое слово защиты князя Михаила.

Теперь вика была видна всем, но кто же легко признает вину свою?

— Он руку твою сильную почуял, княже! — сказал Акинф Шуба.

— А ныне он против моей руки ищет иную сильную руку!

Теперь после княжеского укора совет умолк прочно. Нет, не думал он сегодня ни бессонной ночью, ни утром, что вот так станет говорить на совете. Не надо бы так...

— Не лаяться собрались мы в ответную, а думу думать, — мягко заметил Владимир Серпуховской.

— Разумны речи твои, браге, — обрадовался Дмитрий, стараясь поправить нескладный зачин в думном сиденьи, но в то же время испытывая совет. Он спросил, глядя на тех старых бояр, которым раньше давалось первое слово: Приговорите, что делать станем ныне, когда Михаил Тверской с ханскою грамотою идёт во Володимер-град?

— Надобно послать гонцов, княже, во Володимер, на все иные грады княжества нашего, дабы там все чёрные люди, бояре и холопы — все крестным целованием крепились за тебя супротив тверского вокняжения, — веско сказал Лев Морозов.

Бояре закивали.

— А ежели Михаил с войском татарским? — резко спросил Данила Пронской.

— Уж коли тестюшко Ольгерд сбежал с помощью своею, пойдёт ли татарин? — возразил Фёдор Свиблов.

— Пойдёт, дабы ярлык свой не преобидеть, но утвердить! — сказал Серпуховской.

— От татарвы всего жди, — подвёл итог Шуба.

— Вот и хрен-то! — поддакнул Кошка.

На это испокон не было возражений. В новую минуту затишья, перед тем как сказать боярам остальные новости, Дмитрий задумался — уже в который раз! — над мыслью, непонятной совету, дикой, отпугивающей всех и до сей поры не прижившейся даже в его душе, — мыслию о том, чтобы отречься от звания великого князя в пользу другого русского князя, Михаила Тверского или Олега Рязанского. Да, вот так вот, просто — отказаться, но с одной и великой целью, чтобы никогда впредь на Руси не было раздоров, не лилась бы кровь, чтобы навсегда исчезли самые постыдные войны — братоубийственные, измышленные сатаной на утеху иноземному холодному оку. Но кто, думалось Дмитрию, руку даст на этом? Кто поручится за мир грядущий среди братьев-единоверцев, ежели он уступит ярлык Михаилу? Во имя чего стремится Михаил вокняжиться на главном престоле русском, не во имя ли новых побоищ братских? Так когда и где станет сбираться воедино русская сила? И тут он снова услышал голоса предков своих, кои не простят ему утрату великокняжеского ярлыка, не простят ушедших прахом трудов их по сбиранию Московского княжества. А не оно ли ныне самое прочное, самое богатое и самое надёжное в отечестве всем? Не ему ли наречено первым быть и премножаться силою ратною и силою духа?

— Что молчишь, брате? — тихо спросил Серпуховской.

— Слово с духом исходит, а ум в молчании начальствует... Токмо не было пищи уму в ночи бессонные, токмо червь сосал меня... Ведомо стало мне от того же гонца, коего привёз на Москву беглый полоняник, что Михаил Тверской не добился крестоцелования от Володимер-града, тамо люди ответили ему: есть у нас князь законный! И то любо мне, бояре, и молю бога, что и иные все грады такоже верны станут.

— Без войска Михаил? — спросил Иван Минин.

— Устыдился брать войско татарское да наводить его на Русь — о душе, поди, думал, — ответил Дмитрий.

— Аль серебра недостало? — удивился Монастырёв.

— У сатаны бы вылгал тыщонку! — поддержал дружка Кусаков.

— Тот токмо душу берёт в заклад! — ввязался в смешки Свиблов и посмотрел на князя: не шибко ли развеселились?

Великий князь покачал головой и выдал совету ещё одну новость:

— Ведомо нам учинилось, что Михаил Тверской в Сарай Берке оставил хану сына родного... за десять тыщ рублёв.

Охнула ответная, замерла, только Владимир Серпуховской нервно пощипывал светлый ус да Дмитрий Боброк снова загладил ладонями по коленкам и изрёк:

— Ирод!

— Истинно ирод!

— Козёл тверской!