Дмитрий Гулиа

Гулиа задумался. Что делать? Писать жалобу? А может, сначала попытаться… И он написал такую записку: «Уважаемый Саатбей! Мне стало известно, что кем-то украденная буйволица у крестьянина такого-то из села Кутол оказалась у тебя. Прошу к завтрашнему утру вернуть ее законному владельцу. Надеюсь, проволочки в этом не будет. Д. Гулиа».

— Эту записку пошли через кого-нибудь Саат-бею, — сказал Гулиа.

— Через кого же?

— Лучше через соседа.

— Ладно, — сказал Билал, — придумаю что-нибудь. — И вышел во двор.

Кончилась ночь. Солнце уже светило в окно. Хотя хозяева и старались говорить полушепотом, гостя они разбудили. Гулиа встал, вышел на крыльцо и с трудом поверил тому, что увидел собственными глазами: посреди двора стояла огромная буйволица с лоснящимися боками. Она медленно жевала жвачку, а вся семья Билала любовалась ею.

— О Дмитрий! — воскликнул Билал. — Вот что сделала твоя бумажка. Нет! Клочок бумажки! А что бы было, если б ты исписал целый лист?

Гулиа и сам был удивлен. С его стороны было слишком самонадеянно писать такую записку Саат-бею — человеку не трусливого десятка…

— Чудо, чудо! — говорил Билал. — Я не верю своему счастью!

После завтрака Гулиа лихо вскочил на коня.

— Билал, имей в виду сам и скажи своим друзьям: о каждом случае воровства или грабежа сообщайте мне. Незамедлительно!

Этот всадник казался Билалу настоящим героем… Можно представить себе, что рассказывал он своим соседям, а те своим и так далее…

— Дмитрий действует, как молния, — говорили крестьяне.

И от села к селу твердо шагала эта весть об «ученом» абхазце, сила слов которого, написанных на бумаге, может перешибить упрямство любого дворянина, а может быть, и князя.

— Дмитрий Иосифович, — как-то сказал Резников, — у меня лежит жалоба некоего Амичба, родственника которого якобы подстрелил один из гупских князей. Что вы скажете?

Гулиа прочел жалобу.

— Похоже на правду. Более того, я слышал об этом происшествии. Полагал, что убийца давно задержан — этому делу больше года.

— Верно. А жалоба поступила только сейчас. Но я ничего не могу поделать. — Резников нахмурился, бросил перо на стол.

— Что же смущает вас, Николай Павлович?

— Нет свидетелей, вот что! И толком не могу добиться свидетельских показаний. Этот Амичба в коридоре, поговорите с ним.

Между Дмитрием и Амичба произошел следующий разговор:

— Кем тебе приходится убитый?

— Молочным братом.

— Сколько было ему лет?

— Тридцать.

— А кто убийца? Вы кого-нибудь подозреваете?

Амичба криво усмехнулся.

— Эх, дорогой, не только подозреваем, но и знаем доподлинно. Это так же точно, как то, что ты стоишь передо мной.

— Кто же?

— Князь Тараш.

— Ты уверен?

— Да! Но что с ним поделаешь? Он поодиночке перебьет всех нас. Передушит, как цыплят.

— А есть у тебя свидетели? Кто может подтвердить, что князь Тараш — преступник?

Крестьянин усмехнулся.

— Свидетелей много, да захотят ли они рисковать головой? Кому охота с ним связываться? Связаться — значит в лес уйти, в абреки. А там, глядишь, семью начнут тревожить. Все равно явишься сам с повинной. Другого выхода не будет.

— Да, невеселое житье, — сказал Гулиа. — Ну, а все-таки, кто бы смог выступить в качестве свидетеля?

Амичба задумался, задымил трубкой, что-то прикидывая в уме.

— Пожалуй, Тамшуг и Саат. Они соседи мои, и мы с ними как родные. Если и они подведут, тогда ума не приложу, что и предложить.

— Передай им, что их вызывает следователь.

— Испугаются, — сказал Амичба.

— Тогда сошлись на меня…

— Это будет лучше. Я скажу, что их желает видеть сам Дырмит Гулиа.

— Ладно, будь по-твоему. Поговорю-ка я с ними, может, и проснется у них совесть.

Амичба запротестовал:

— Они совестливые! Ей-богу! Жизнь такова, что поделаешь?

— Передай, чтобы торопились.

И верно, через два дня двое крестьян сидели в маленьком духанчике и беседовали с Гулиа. Они попивали слабенькое винцо и закусывали домашней колбасой — атоубаром.

Если такой-то или такой-то, говорил Гулиа, является преступником, то покрывать его — значит невольно сделаться его соучастником. Разве этому учит христианская религия? Разве любовь к ближнему не означает в одно и то же время ненависть к врагу твоего ближнего? Нынче пострадал Амичба, а завтра?.. Чья очередь настанет завтра? Ежели кто-либо по недомыслию полагает, что несчастья минуют его, затронув всех прочих, то такой, с позволения сказать, мудрец глубоко ошибается. Во всяком деле важно одно: как бы не перехитрить самого себя! Многие думают так: гроза идет мимо моих ворот.

Но путь к твоим воротам грозе не заказан. Сегодня она несется в одну сторону, а завтра повернет в другую. Молчание, равнодушие, трусость — самые злейшие враги человечества. Почему очень часто торжествует зло? Да потому, что где-то рядом молчит совесть человеческая. Потому что где-то рядом торжествует равнодушие…

Крестьяне молча выслушали его и сказали:

— Иногда нам кажется, что мы просто жалкие люди. Нам стыдно за себя, когда думаем о том, на что были способны наши предки.