Дмитрий Леонтьев Петербуржская баллада

— Не поверили, не поверили, — отмахнулся он, — и правильно, кстати, сделали. Я не знаю, откуда к вам пришла информация, но даже невооруженным глазом видно, что дело шито белыми нитками. Не забывайте: я тоже был сыщиком, и весьма неплохим сыщиком! Я такие веши вижу. Этот ваш Гурецкий — быдло и мурло, не способное работать головой, а потому предпочитающее работать кулаками. Вы видели, как бездарно он вел допрос? Я не знаю, каким образом к нему попали эти заточки и злосчастная брошка, но вполне очевидно, что бедолага не имеет никакого отношения к убийствам. Он — вор. Весьма удачливый вор. Он потому и не может обеспечить себе алиби, что в эти дни благополучно обчищал квартиры... Я знаю, что мои выводы основаны на интуиции, а против Бортко говорят весомые доказательства, но... Уж очень я привык доверять своей интуиции.

— Кто же тогда маньяк?

— Вы полагаете, что я, — весело посмотрел на нее Смоляков.

— Да нет, ну что вы, — засмущалась Беликова.

— Вам и самой не хочется верить в это, потому и говорите так открыто, — продолжал писатель, — просто обстоятельства так сложились, что вы, старый... простите, опытный сыщик не могли позволить себе исключить и эту возможность. Вы, по каким-то причинам, догадались, что Бортко банально подставляют. Пришли уточнить некоторые детали, а тут сижу я — весь такой красивый и загадочный... Непонятно, почему заинтересовался этим делом, не скрываю, что уже давно занимаюсь изучением проблем психики, приехал подозрительно быстро и сую свой нос в расследование, наверняка был знаком с покойными писательницами, а самое главное, откровенно ненавижу как этих литературных кухарок, так и их стряпню. Слишком много совпадений. Не проверить их было бы грех...

— Кухарок? — переспросила Беликова.

— Ну, раньше один «кремлевский мечтатель» уверял, что «кухаркины дети будут управлять государством», а теперь сами «кухарки» сунулись в литературу — жить учат, — охотно пояснил Смоляков, — я не обижаюсь, Екатерина Юрьевна. Вы поступаете совершенно правильно. Почему бы не проверить: действительно ли я давно занимаюсь сбором материала о психах или выдумал экспромтом. Для этого всего лишь надо проверить, был ли я в психлечебнице. Извольте: был. На Пряжке — знаете?

— Я там живу недалеко, — кивнула Беликова, — больница с одной стороны реки, а я — с другой. Очень символичный круг получается: мой дом, школа, сумасшедший дом, морг... Мою жизнь напоминает.

— Иногда сумасшествием надо гордиться, а не стыдиться его, — сказал Смоляков, — лично меня больше раздражают «нормальные люди», с их совершенно нормальной глупостью, жадностью, нытьем и внушаемостью. Кстати, чтобы облегчить вам задачу, могу сказать также, что во время последнего убийства — госпожи Коломийцевой — я был в Москве, заключал с издателями контракт на новую книгу. Это легко проверить — я пробыл там два дня. Во время предпоследнего убийства — был сначала у журналистов — давал интервью, а чуть позже в Союзе писателей, на ежегодном заседании. Остальные алиби предоставить не могу — не знаю, когда были совершены убийства, уж не обессудьте... К тому же мне очень приятно, что вы такого высокого мнения о моих физических способностях.

— Извините, — потупилась Беликова.

— За что же?! — удивился Смоляков. — Наоборот, это заслуживает уважения... Знаете, мне кажется, я понимаю психологию убийцы и движущие им мотивы. Для расследования это самое ценное. И когда вы убедитесь в моей невиновности, с удовольствием поделюсь с вами своими выводами. Вот вам моя визитная карточка. Обязательно позвоните.

Они расстались, и Екатерина Юрьевна поехала... в психиатрическую лечебницу.

«Глупость какая, — укоряла она себя по дороге, — ведь ежу ясно, что шестидесятилетний человек не способен на удар такой силы, чтобы вогнать в череп заточку по самую рукоять. У тебя паранойя, Катя... Но раз уж взялась, то надо доделывать до конца. Алябьева сказала, что прочитала в статье о заточках с ручками из красной изоленты, но в статье ничего не было о красной изоленте. Может быть, девочка действительно видела у него заточки, а про изоленту добавила, не думая о таких нюансах? Но откуда у нее тогда брошь? Спрашивать бесполезно — не скажет. А я слишком стара, чтобы брать на душу еще один грех и подводить под «расстрельную статью» невиновного человека. Значит, надо искать настоящего убийцу».

В больнице она с проходной позвонила главврачу и с трудом объяснила, что от него хочет. Доктор удивился, но все же принял странную посетительницу.

— Смоляков Владимир Иванович — это имя вам знакомо? — сразу перешла она к главному. — Писатель.

— Даже лично имел честь общаться, — удивился врач, — он приходил сюда месяцев восемь назад, когда собирал материал для книги... А что? Что-нибудь случилось?

— Нет-нет, — заверила Беликова, — это так... Формальности... Скажите, а Кристина Алябьева вам не знакома?

— Кажется, нет, — задумался врач, — это пациентка или...

— Нет. Вряд ли... И майора милиции Гурецкого вы тоже не знаете? — на всякий случай уточнила она.

— Нет, — развел руками врач, — а к чему все эти вопросы?