Дмитрий Самозванец

Наиболее полное выражение политики Сигизмунда по отношению к России мы находим в одном весьма важном дипломатическом документе. Мы говорим о королевских инструкциях Олесницкому и Гонсевскому, которые должны были сопровождать Марину в Москву. Эти инструкции помечены 6 февраля 1606 г. и подписаны Львом Сапегой. Никогда ни один государственный человек не обольщался более обманчивой мечтой. Сигизмунд рисовал себе химерический союз Польши с Россией. Но какой Россией? Уменьшенной в своих размерах, лишенной в пользу своей соперницы наиболее цветущих областей… Считая себя одного способным произвести такую ампутацию, король давал послам приказание ничего не решать окончательно, а лишь наметить основные условия договора. После этого в Краков должны прибыть представители Дмитрия, облеченные самыми широкими полномочиями. Здесь и будет произведено расчленение России с возможно полным удовлетворением Польши.

Каковы же конкретные требования Сигизмунда? Прежде всего, он желал огромных территориальных уступок. Он высказывал притязания не только на Смоленск и Северск, как было в 1600 году, но еще на Новгород, Псков, Луки, Белый, Торопец, Вязьму, Дорогобуж и несколько других областей. Этот захват именовался восстановлением прежних границ Речи Посполитой. Дмитрий должен был, не всматриваясь особенно в основу притязаний короля, поверить, что все эти земли некогда принадлежали Литве. Он должен был считать себя счастливым, что восстанавливает это княжество в его исконных правах и пределах.

Таким образом, Сигизмунду одним росчерком пера отдавалось то, чего никогда не мог завоевать польский меч. Не подвергаясь случайностям битв, Польша этим приобретением раздвинула бы свои границы. И, в конце концов, король все же оказывался, по его мнению, сговорчивым. Если ему отказывали в целом государстве, он довольствовался лучшей его частью.

Неопределенные обещания относительно Швеции, некогда данные Дмитрием Гонсевскому, были уже недостаточны. От царя требовали свободного прохода польских войск к Финляндии и обязательства снабжать их деньгами на провиант и обмундирование. Польский король видел себя уже королем Швеции. Неограниченный властитель страны, в Стокгольме, во дворце династии Ваза, он уже обсуждал в мечтах своих условия союза против турок. В настоящий же момент Дмитрий, якобы стремившийся стать активным деятелем этой лиги, должен был теснить татар, союзников турок. Таков был лучший совет, который смогли ему дать.

Достигнув своего апогея, эта идеальная Польша Сигизмунда, увеличенная за счет русских областей и усиленная Швецией, должна была протянуть руку развенчанной, почти обезглавленной России, чтобы заключить с ней наступательный и оборонительный союз. Тут король почти дословно воспроизводил статьи 1600 года, создававшие из России вторую Литву.

Некогда бояре Годунова дали самый резкий отпор Льву Сапеге при одном лишь упоминании о подчиненной роли Москвы. Однако король не воспользовался этим уроком; он повторял прежние ошибки. Может быть, тут действовал расчет на новую польскую партию, образовавшуюся в Кремле; может быть, у Сигизмунда была надежда воспользоваться переговорами относительно титулов. Дело в том, что этот бесконечный вопрос все еще не был решен. Он являлся в двояком освещении: по мнению поляков, Дмитрий был чересчур требователен сам и слишком скуп по отношению к Сигизмунду. Послы должны были по этому поводу в мягкой форме упрекнуть Дмитрия, напомнить ему о благодеяниях короля, подать надежды и направить дело в надлежащую инстанцию — иначе говоря, передать его сейму.

На пути в Москву, так же как и отец Савицкий, послы Сигизмунда, ехавшие со своим удивительным проектом, встретились с Александром Рангони. Мы уже ознакомились с его отчетом папе относительно своей миссии. Однако необходимо еще раз вернуться к этому предмету, чтобы дополнить его характеристику. Дмитрий беседовал со своим старым другом не только о Риме, но также и о Польше. Он даже дал ему инструкции для переговоров с королем. Рангони избавил бы послов от многих неприятностей, если бы показал им эти инструкции. Однако требования дипломатической корректности не допускали такой чрезмерной любезности. Все детали Рангони должен был передать лишь Павлу V да кардиналу Боргезе, чтобы Ватикан был в курсе создавшегося положения.