Дмитрий Ульянов

Ничего этого Дмитрий Ильич не знал. Время от времени он появлялся в городе, получал от товарищей информацию о работе пункта транспортировки литературы, давал советы и указания, встречался с рабочими одесских предприятий, из их числа подбирал корреспондентов «Искры», которые затем в своих письмах сообщали ценные сведения экономического и политического характера, рассказывали о нуждах и настроениях городской бедноты. Часть литературы, поступавшей из-за границы, Дмитрий Ильич привозил в Холодную Балку.

А в письмах к родным сообщал, что здесь, кроме выполнения своих прямых обязанностей, ему абсолютно нечего делать и можно умереть от скуки. В одном из писем, датированном 15 июля 1902 года, он писал: «В настоящее время дела у меня порядочно: с 6 утра до И или до 12 занят в ваннах, затем обедаю и вожусь около часу в амбулатории, затем сплю, после чего отправляюсь купаться и в 4 часа пью чай. После чаю приходится обыкновенно опять принимать больных, обходить свой барак, иногда ехать к больному. Вечером назначаешь ванны на другой день… Так уходит незаметно весь день; в свободное время то пойду гулять, то едем на лодке. Читаю и занимаюсь мало. Временами езжу в Одессу, или ко мне приезжают знакомые, число которых стало немного больше, в общем же весьма ограничено. Из всех, с кем пришлось познакомиться, только с одним сошелся поближе; народ все какой-то непутевый: молодые слишком молоды, старые слишком стары». Между тем в Холодной Балке вскоре сложилась крепкая социал-демократическая группа активных искровцев.

На одно из собраний этой группы была приглашена молодая фельдшерица Антонина Ивановна Нещеретова. Она быстро сделалась активной помощницей Дмитрия Ильича в пересылке и хранении партийной литературы. Вот что она пишет о Дмитрии Ильиче Ульянове в его бытность врачом хаджибеевской грязелечебницы. «Запомнился мне его тогдашний внешний облик: выше среднего роста, темный шатен с умными карими глазами. Когда я увидела Марию Александровну, то легко определила, что Дмитрий Ильич похож на мать. Молодой врач, он совершенно был лишен какой-либо важности, чопорности. Во всем его облике было немало юношеского. Обладая живым темпераментом, открытым характером, он быстро и легко сходился с людьми. Энергичный, порывистый, подвижный, он, где бы ни появился, вносил оживление и бодрость. Рассказывая о чем-нибудь, Дмитрий Ильич быстро увлекался, вскакивал и ходил по комнате, куря папиросу за папиросой. Чистая, красивая его речь буквально ласкала ухо. Больные, которых ему приходилось лечить, относились к нему с неизменным доверием — они были буквально очарованы его доброжелательным и отзывчивым отношением…»

Слежка за Дмитрием Ильичом и его ближайшими друзьями усиливалась. Шпики, находившиеся в больнице под видом больных, доносили, что с приездом Ульянова наблюдаются случаи, когда выздоравливающие увозят с собой прокламации марксистского содержания, в частности, было распространено «Обращение к крестьянам России», призывавшее крестьянскую массу присоединяться к революционному движению рабочих. Этот способ распространения прокламаций и газеты «Искра» был предложен Дмитрием Ильичом. Наиболее надежные, внушающие доверие учителя, агрономы, лесничие, находившиеся на излечении, получали марксистскую литературу от Медяника и других социал-демократов. Но подпольщики не предполагали, что «больные» у больных досматривают чемоданы и содержимое их тотчас же становится известным в одесском охранном отделении.

В ночь с 25 на 26 августа Холодная Балка была оцеплена крупным нарядом полиции. Под покровом темноты полицейские проникли на территорию грязелечебницы и одновременно приступили к обыску в домах, принадлежащих медработникам.

Дмитрий Ильич только уснул, когда в дверь требовательно постучали. Он было подумал: нужна срочная помощь. Затем быстро вскочил с постели и, не зажигая лампы, выглянул во двор, тускло залитый лунным светом. На высоком каменном крыльце толпились люди, по выправке непохожие на больных. «Полиция!» И сразу же мелькнула мысль: надежно ли спрятаны прокламации? Обычно они хранились в ящике на веранде у Анания Павловича Медяника. Догадается ли он сбросить ящик в колодец, пока в квартире будет обыск?

Стук повторился. И Дмитрию Ильичу ничего больше не оставалось, как зажечь лампу и впустить непрошеных гостей.

Полиция нашла его рукопись критических заметок по поводу работы П. Струве о теории трудовой стоимости, «Исторические письма» П. Лаврова, две записные книжки и пачку писем от родных и знакомых. «Улов» охранки оказался не щедрым.

Все эти бумаги офицер запихнул в портфель и попросил Дмитрия Ильича пройти на веранду. Там, оказывается, уже вскрыли ящик и при свете керосинового фонаря вслух читали прокламации.

Ананий Павлович сонным меланхоличным голосом объяснял, что ящик принадлежит ему, а листовки он купил у какой-то крестьянки в Одессе на Привозе.