Дмитрий Ульянов

Жизнь в Юрьеве приобрела свой четкий ритм. Дмитрий Ильич вставал рано. Примерно часа полтора занимался дома, потом отправлялся в университет. И каждый раз удивлялся, как хорошо ухаживают жители за своим городом: всюду тротуары, дорожки тщательно подметены, присыпаны песком. Нет кабаков, а соответственно и пьяных. А еще удивительным было то, что город жил по местному и петербургскому времени. Эта же особенность наблюдалась и в самом университете: одни профессора занятия вели по петербургскому времени, другие — по местному. И хотя разница была всего-то в 15 минут, нэ неразбериха вносилась огромная: студенты опаздывали на лекции, профессора, как правило, затягивали лекции на полчаса, а то и больше, так что приходилось им напоминать: мол, пора заканчивать.

В Тартуском университете существовали довольно дружеские отношения между студентами и профессорско-преподавательским составом. Профессоров ценили за ум, эрудицию и самостоятельность суждений, студентов — за прилежание и увлеченность своим предметом. Некоторые студенты не скрывали своей приверженности идеям марксизма. Однако о своих взглядах Дмитрий Ильич предпочитал говорить только в узком кругу друзей.

В Юрьеве он был одним из немногих, чьи фотографии анфас и в профиль имелись в охранном отделении. Приходилось быть осторожным.

Уже 30 января 1901 года Департамент полиции предписывал юрьевской охранке установить за студентом Ульяновым негласный надзор.

Такой же надзор велся за сестрами Ульяновыми и мужем Анны Ильиничны — Марком Тимофеевичем Елизаровым. Анне Ильиничне, несмотря на слежку, удалось выехать за границу и тем самым избежать ареста летом 1901 года. Мария Ильинична и Марк Тимофеевич были арестованы «за принадлежность к числу агитаторов по устройству беспорядков». Мать осталась одна.

Дмитрий Ильич просит у властей свидания с сестрой, но ему отказывают: сам он недавно привлекался по политическому делу. Из писем матери он узнает, что брат возмущен арестом: это придирается прокуратура, чтобы раздуть «дело». Брат просит мать чересчур не волноваться: наших все равно выпустят.

Конечно, выпустят. А когда? Время тянулось медленно.

И вот настал долгожданный торжественный момент, когда он, молодой врач, удостоенный степени лекаря, от чистого сердца подписывал клятву:

«Принимая с глубокой признательностью даруемые мне наукой права врача и постигая всю важность обязанностей, возлагаемых на меня сим званием, я даю обещание в течение всей своей жизни ничем не помрачать чести сословия, в которое ныне вступаю. Обещаю во всякое время помогать, по лучшему моему разумению, прибегающим к моему пособию страждущим: свято хранить вверяемые мне семейные тайны и не употреблять во зло оказываемого мне доверия. Обещаю продолжать изучать врачебную науку и способствовать всеми своими силами ее процветанию, сообщая ученому совету все, что открою. Обещаю не заниматься приготовлением и продажей тайных средств. Обещаю быть справедливым к своим сотоварищам-врачам и не оскорблять их личности: однако же, если бы того потребовала польза больного, говорить правду прямо и без лицеприятия. В важных случаях обещаю прибегать к советам врачей, более меня сведущих и опытных: когда же сам буду призван на совещание, буду по совести отдавать справедливость их заслугам и стараниям».

В декабре 1901 года Дмитрий Ильич отбыл в Москву. Всю дорогу его преследовало тяжелое предчувствие: не стряслось ли новой беды? Но, увидев мать, вздохнул с облегчением: она не изменилась, только под глазами прибавилось морщинок, а на висках седины.

В тот вечер он перечитал письма зятя и сестры, написанные из тюрьмы. Марк Тимофеевич был в своем амплуа. И в таганской одиночке его не покидало чувство юмора. Со скрупулезностью исследователя он описывает тюремную баню (которая только чуть-чуть уступает Сандуновской!), выражает свое неудовольствие ремонтом тюремных помещений: стены почему-то выкрашены краскою на воде и поэтому «зело пачкают», и цвет у стен «серовато-фиолетово-грязный», а уж полы залиты асфальтом кое-как. Недобросовестный попался инженер. Здесь надо заливать, чтоб никто не вздумал выбраться. Вот когда он, Марк Тимофеевич, станет инженером, возьмется строить казематы… А остальной текст тюремный цензор вытравил. Фантазия узника, оказывается, зашла слишком далеко.

Общий вывод о тюремных порядках, сделанный Марком Тимофеевичем, мог привести в умиление даже самых твердолобых надзирателей. «Вообще здесь все поставлено хорошо, — восхищался узник, — и когда я буду присутствовать на всемирном тюремном конгрессе, то отзыв дам благоприятный. В общем, сидение это очень полезно, так как дает возможность остановиться и подумать. Во многом разобраться, дабы потом с большею пользою употреблять время».

Дмитрий Ильич принимается хлопотать о поступлении на службу. Но хлопоты ни к чему не привели. В Москве врачу Ульянову места не было. Охранное отделение не желало иметь в столице брата Ленина.

Молодой врач рассылает письма по городам России: где-то же нужны специалисты с университетским образованием?

АГЕНТ «ИСКРЫ»