Смирнов умел работать без шума, но результативно. Так считал шеф жандармов, направляя его в «неблагополучный Севастополь». Царское правительство по-прежнему испытывало страх перед моряками-черноморцами. Прошло три года после расправы над матросами, но в городе витал «мятежный дух».
С исключительной скрупулезностью Смирнов изучал доставленные в управление печатные издания, обнаруженные на кораблях «Три святителя» и «Память Меркурия». В «Морской устав» была вклеена листовка с текстом ленинского реферата «Пролетариат и война».
Для выявления революционного подполья нужен был опытный провокатор. И Смирнов, не доверяя своим помощникам, лично отбирал людей, способных быстро войти в доверие корабельных команд.
…Утром перед поднятием флага на «Три святителя» прибыла группа матросов-новобранцев. Новичкам на корабле были рады, особенно нижние чины. Да это и понятно: самая грязная и трудная работа ложилась на плечи молодых матросов. Они сразу же почувствовали себя в железном боцманском кулаке.
Издевательства и придирки со стороны боцмана и некоторых офицеров начались с первого дня. Скоро один из молодых матросов тайком от начальства стал обращаться к старослужащим за «сочувствием», вызывая их на откровенный разговор. Не обошел он вниманием и Мишина, попросил у него «почитать что-нибудь политическое». Просьба была естественная, и Мишин пообещал при удобном случае удовлетворить желание молодого матроса.
В первое же увольнение на берег Мишин отправился к Ржанникову, рассказал ему о разговоре с новобранцем, ожидая похвалы, но в ответ услышал, что в контрразведку попали большевистские листовки и уже на «Три святителя» проник провокатор. Может, это и есть тот самый, который просил «почитать что-нибудь политическое».
Выпроводив Мишина, Ржанников в тот же день встретился с Дмитрием Ильичом, предупредил, что Мишин может быть схвачен, поэтому надо что-то предпринять, обезопасить матроса.
Принимая раненых, Дмитрий Ильич думал, как избежать провала. Куда проще Мишину покинуть корабль. Но Мишин не просто матрос. Он радист. Через его руки проходят секретные документы командования флота. Нет, Мишин должен остаться на своем месте. Но как это сделать?
А что, если «перекрасить» Мишина под меньшевика?
Ознакомившись с планом Дмитрия Ильича, Иван Каллистратович удовлетворенно кивнул: под меньшевика так под меньшевика…
Мишин вручил новобранцу «обещанное» — последние плехановские брошюры. Но тот на следующий же день разочарованно их вернул…
И все же Мишина забрали в контрразведку. Полковник Смирнов допытывался, с какой целью матрос посещает дом номер пять по Новороссийской улице. Мишин ожидал такого вопроса и заранее приготовил ответ. По этому адресу живет его друг Владимир Макаров.
Через несколько дней Мишина отпустили на корабль, но оставили под надзором. Список подозреваемых лиц был сокращен. Выпадал из этого списка и военврач Ульянов. И все же начальник контрразведки продолжал за ним наблюдение. Основание — брат Ленина.
По сообщению осведомителя, Ульянов перед рождеством посетил кофейню, где встретился с художником Владимиром Кирилловичем Яновским. Разговор шел о предполагавшейся поездке Яновского в Швейцарию, в частности в Берн. Там же,. судя по письму, перехваченному Московским жандармским управлением, находился Ленин. Копия этого письма была в деле военврача Ульянова.
«Дорогая Маняша! — писал Владимир Ильич. — Получил сегодня твое письмо от 14.XI и очень был ему рад. Адрес ты написала нашей старой квартиры. Теперешний адрес: Distelweg. 11.
Насчет того, существует ли здесь бюро для сведений о пленных русских, постараюсь навести справки, а равно и о том пленном, про которого ты спрашиваешь. Может быть, по случаю предстоящих праздников, не сразу это узнаешь, но во всяком случае постараюсь.
Мы живем ничего себе, тихо, мирно в сонном Берне. Хороши здесь библиотеки, и я устроился недурно в смысле пользования книгами. Приятно даже почитать — после периода ежедневной газетной работы. Надя имеет здесь еще педагогическую библиотеку и пишет педагогическую работу.
Писал Анюте насчет того, нельзя ли найти издателя для аграрной книги: я написал бы здесь.
Почему ничего не написала о себе, — как здоровье? Имеешь ли заработок? Какой, где, сносный ли? Черкни при случае.
Крепко, крепко жму руку.
Твой
Красным карандашом Смирнов подчеркнул слова: «Мы живем ничего себе, тихо, мирно в сонном Берне» и отдал приказание обыскать квартиру Яновского.
Сразу же после рождественских праздников в Севастополь приехал Елизаров. На нем была новая казенная шинель чиновника пароходства «Волга». Она плотно облегала его худощавую фигуру. В усах и бороде уже пробивалась седина, на высоком лбу лежали глубокие морщины.
Марк Тимофеевич выложил новости, перечислил приветы и поклоны. Затем сообщил, что власти разрешили ему остановиться в Севастополе только на одни сутки. И еще сказал, что за всеми Ульяновыми усилена слежка.