Днем меньше

— А чего ты меня спрашиваешь, мне с ним детей не крестить. — Коротков подтянул к себе тяжелую пепельницу — запоротую заготовку для пресс-формы. — Хитер уж больно. Нужен ты ему, так лучше человека и не найдешь, а не нужен — он в твою сторону и не взглянет даже.

Полозов и сам не очень-то жаловал Бугаенко, хотя особых причин к тому, казалось бы, и не было. Но в каждом слове, в каждом жесте его Полозов видел неискренность, какую-то неправду, будто избрал он, придумал, увидел где-то, усвоил и словечки, и мысли, повторенные уже тысячекратно, и даже взгляд с особой, раздражающей собеседника хитрецой — мол, он, Бугаенко, понимает, что все, что говорится ему, на самом-то деле неправда, а говорится это только для того, чтобы ввести его в заблуждение, оставить в дураках.

Но при всем этом токарь он был первоклассный — «хоть в рай, хоть в ад попадет, краснеть не будешь», как говорил Огурцов.

— Я как-то захожу вечером, — негромко продолжал Коротков, разглядывая пепельницу, словно увидел ее впервые, — а Бугаенко в вечернюю работал. Выточи, говорю, муфточку, плевое дело. А то костыль, понимаешь, ломаться начал. Надо было муфточку насадить.

Полозов поднял трубку — затрещал телефон.

— Да, я это. Обсуждаем еще. Как это нечего уже обсуждать? — Он разговаривал с предзавкома и прислушивался к тому, что говорил Коротков.

— А он — то да се, мол, станок перестраивать надо. — Коротков фыркнул. — Кругом станков свободных пруд пруди, за любой встань да выточи.

— Ну и что он, выточил? — без интереса спросил Патрикеев, стараясь уловить суть полозовского разговора.

— Да ну!.. Заныл, что и резачков-то маленьких у него нет… Я пошел к ремонтникам — пять минут дела, Саша выточил, до сих пор как на новеньком прыгаю.

— Почему же нечего обсуждать, Клавдия Федоровна? — повысил голос Полозов. — Мы вот тут цехком проводим… Ну и что из того, что директор подписал?

Он ясно увидел вдруг, как Коротков, тяжело хромая к вечеру, идет в цех к Бугаенко. И к Бугаенко-то потому, что из сборочного к нему ближе. И как уходит от него, оседая на протез, держа в руке заготовку из нержавейки, прихваченную из своего цеха.

— У нас по «Знаку Почета» сомнения есть, — сказал Полозов, представив, как поморщилась Клавдия Федоровна и принялась быстро-быстро рисовать на бумажке треугольнички, один в другом. — Ну и что, что он уехал? Позвоним домой, если надо будет, а перепечатать списки успеют. У нас сомнения…

— Ну и сидите со своими сомнениями, — сказала вдруг Клавдия Федоровна и бросила трубку.

Полозов давным-давно знал ее, еще с довоенных времен, когда она работала в гальваническом цехе и была просто Клавой. И человек она была хороший, но сейчас — и Полозов это понимал — на нее насели со всех сторон, а директор подписал списки представляемых к наградам, не согласовав их с цехами, и уехал, а завтра улетит в Москву, и ей расхлебывать все это тоже нелегко.

Иван Иванович набрал завкомовский номер: Клавдия Федоровна, у нас цехком сейчас, и до тех пор, пока мы не придем к единому мнению, никаких списков ни я, никто вообще подписывать не будет. И меня не интересует, кто и куда уехал. И впредь я прошу вас разговаривать со мной так, как это принято между людьми, если вы не хотите со мной поссориться.

Он повесил трубку и посмотрел на Патрикеева.

— Вот так, Женя. Надо цехком собирать.

— Да не шуми ты, Иван! — Коротков смотрел на Полозова и улыбался. — Какая разница, в конечном счете, Бугаенко или Огурцов. Важно — цех отметили! — Он подмигнул.

— И ты напрасно хихикаешь, я-то знаю, какой бы ты скандал сейчас устроил, если бы это твоего цеха касалось.

— Министерству, может быть, и все равно, — важно сказал Патрикеев, — а нам с рабочими каждый день общаться. Не зря же утверждают списки только за подписями членов цехкома.

Он был очень значительным сейчас — Полозову показалось, что он даже приподнялся со стула.

— Я, например, тоже считаю, что этот вопрос нужно обсудить.

— Ну-ну, — снова засмеялся Коротков. — А ты, как председатель цехкома, как считаешь: Бугаенко или Огурцов?

Патрикеев покраснел и зашаркал под столом ногами.

— Мое мнение не решающее.

— Ну а все-таки?

— Огурцов, — сказал Патрикеев, честно на Полозова. — Василий Иваныч.

— Ох и молодец же ты, Патрикеев! — Коротков хлопнул его по плечу. — Когда тебя Полозов выгонит, приходи ко мне. Возьму.

— Ну что же, надо собирать цехком. — Полозов взялся за точилку. — Давай, Женя.

— Иван Иваныч, я что хотел сказать… — замялся Патрикеев.

— Ну? — Острый кончик карандаша отскочил, и Полозов смахнул его в пепельницу.

— Ведь у Огурцова-то, у Василия Иваныча, есть уже «Знак Почета».

«Действительно, как же это у меня из головы вылетело?» — стружка с карандаша побежала быстрее, завиваясь, как вьется картофельная шкурка, срезаемая ловкой рукой.