Но чисто формально, положение Германии казалось еще не проигрышным. После успешно проведенных операций на западе — морские бои в Атлантике, захват Гибралтара и Мальты, наступление в Северной Африке — на западном театре военных действий преимущество и стратегическая инициатива перешли к Еврорейху. Эти успехи настолько вскружили голову фюреру и высшему германскому руководству, что вызвали разработку плана "Гейзерих", выглядевшего совершенной авантюрой — по которой группа армий "Африка" должна была, пройдя с боями через Суэц, оккупировав Сирию и Ирак, совместно с турецкой армией вторгнуться в советское Закавказье и Среднюю Азию, причем вспомогательный удар наносился танковой армией Гудериана с Орловского выступа на юго-восток, с выходом к Кавказу с севера! И эти замыслы, затмевающие планы кампании прошлого года, завершившиеся для Германии Сталинградской катастрофой, теперь предполагалось осуществить гораздо меньшими силами.
Этот факт, невероятный для военного профессионала, мог быть объяснен лишь в контексте неудавшейся попытки покушения на Гитлера в феврале, сразу после Сталинграда, и последовавших за нею репрессий. Бесноватый фюрер искренне верил, что поражение явилось лишь следствием измены, когда же предатели разоблачены, все снова пойдет как в сороковом году — и события на западе казалось, это подтверждали. С другой стороны, и германский генералитет, получив жестокий урок, не смел возражать, хотя не верил уже в реальность победы. Среди генералов Восточного фронта наиболее распространенным мнением было, продержаться в стратегической обороне возможно дольше, ради заключения выгодного для Германии мира, к этому реально готовили и войска.
Переход стратегической инициативы к советской стороне, достижение количественного и качественного превосходства советских войск, сделали возможным создание противнику многочисленных угроз, которые он не мог парировать одновременно. Тактическое превосходство, достигнутое за счет лучшей боевой подготовки и поступление в войска новейших образцов вооружения, превосходящих немецкие, позволяло держать противника в постоянном напряжении, к началу июня сложилась ситуация, когда почти все немецкие резервы на Днепровском рубеже были скованы в боях у наших плацдармов, в попытках "запереть" их, не дать нашим войскам вырваться на оперативный простор. Участки же фронта между плацдармами, где фронт был разделен рекой Днепр, находились в зоне ответственности союзников Германии, менее боеспособных. И у нас еще были значительные стратегические резервы, в том числе все пять танковых армий, пока не задействованных на фронте, а также десять отдельных танковых и семь механизированных корпусов.
А что у противника? По положению на первое июня, из пяти его танковых дивизий, три были скованы боями на участке Днепропетровск-Никополь. А из двух оставшихся, одна была итальянской, переброшенной на восток лишь в апреле. И подкрепления могли быть переброшены из Европы не раньше десятых чисел июня. Было принято решение наносить главный удар не с одного из существующих плацдармов, а с совершенно нового, форсированием Днепра южнее Канева, на участке, занятом французами. В то же время на старых плацдармах намечались удары, имевшие целью не только отвлечение противника и связывание его сил, но и могущие стать главным при обнаруженной слабости врага, если наступление от Канева встретит затруднение.
Непосредственно на участке прорыва на фронте шириной свыше десяти километров оборонялась 17я пехотная дивизия Виши, ее соседом слева была 9я, справа 21я. Из ближайших резервов следовало учитывать немецкую 7ю танковую дивизию, находившуюся в ста километрах к югу, в районе Кировограда.
Решающая фаза битвы за Днепр началась 3 июня 1943 года…
Ефрейтор Степанюк Алексей Сидорович. Берег Днепра,3 июня 1943
Ой, Днипро, Днипро, шли к нему с песней от самого Сталинграда, вышли, и встали.