Днепровцы

Подождав немного исчезнувшего комбата, командиры рот Луппа и Подвойский стали решать, кому из них заступать на его место. Поспорили и решили: быть комбатом Луппе. Под его командой батальон двинулся к монастырю Потом разделились: Луппа с одной ротой пошел на батарею, стоявшую в кустах возле монастырской ограды, а рота Подвойского устремилась в самый монастырь и стала вытаскивать из келий монахинь, деникинских офицеров в одном нижнем белье.

Набожный пожилой боец Крамаренко не выдержал: закатил одной монашке оплеуху за блуд. У нее из постели бойцы вытащили пьяного командира деникинской батареи.

А тем временем Луппа захватил батарею — два шестидюймовых орудия русского образца и два английских в четыре с половиной дюйма калибром, с большим запасом снарядов. Наши артиллеристы под командой Гирского сейчас же развернули их в сторону брода, где с каждой минутой усиливалась ружейная стрельба. Это батальон Киселева завязал бой с белыми, отходившими вдоль шоссе. Ушел туда и Луппа, а за ним вскоре и Подвойский.

Крамаренко шел в цепи роты, как слепой, с невидящими глазами. Он был в шоке — не мог забыть, как захваченный им у монашки капитан умолял о пощаде ради жены и ребенка и сулил ему за это отдать все, что у него есть.

— Какой мерзавец! — возмущался Крамаренко. — Хотел меня купить. Было время, когда я продавал себя кулакам, но тогда другого выхода не было. А теперь выход мы нашли и ведем борьбу за свое будущее. Я не продаюсь больше!

4

Когда мы сошли с командирского катера на пристань, Алешки уже полностью были в руках десантников. На берегу стояло несколько подвод с ранеными и трофейным оружием. На одной из подвод лежал без сознания с окровавленной головой командир хорловской роты Алексей Гончаров. Вскоре подбежали Луппа и Подвойский, стали возбужденно докладывать командиру обстановку. Видно было, что они очень довольны ходом боя, но Таран, выслушав их, сказал:

— Все зависит от того, как кончим. Если кончим хорошо, значит, действовали правильно.

Прискакал на лошади связной и из батальона Киселева. Доложил, что батальон преследует белых, отступающих по шоссе. Командир велел ему лететь обратно и передать Киселеву, чтобы прекратил преследование, а трофеи, раненых и пленных немедленно отправлял на пристань.

Подъехала еще одна подвода — бойцы везли труп своего убитого товарища. Увидев командира, они обратились к нему с просьбой разрешить им отвезти тело в Херсон, чтобы похоронить там со всеми почестями.

— Хорошо, это я одобряю, — сказал Таран. — Кладите его на пристани и с первым транспортом везите в Херсон вместе с ранеными. Да заодно присмотрите и за Гончаровым, чтобы жив был. Отвечаете мне за него.

Затем чуть ли не на галопе подкатил к пристани легковой извозчик. Из экипажа вылезли двое раненых и сопровождавший их боец. Провожатый поблагодарил извозчика:

— Спасибо, дяденька, за любезность, — и пояснил стоявшим тут командирам: — Сочувствует Советам, сознательный человек — сам предложил отвезти раненых.

Потом легковые извозчики потянулись вереницей, но это уже были мобилизованные по приказу Тарана. Надо было ускорить вывозку раненых и трофеев к пристани — две баржи на буксире шли за этим из Херсона. Их вел комиссар.

— К вечеру все должны вывезти и уйти, — говорил Прокофий Иванович начальнику штаба. — А пока обеспечьте круговую охрану. Чтобы не было ни одной щели, через которую противник мог бы просочиться в город.

Для кругового охранения, вывозки и погрузки трофеев не хватало людей, и я со своим телефонистом Алексеем Часныком и Митей Целинкой, уже успевшим вооружиться трофейной винтовкой, сам вызвался пойти в караул. Нам пришлось стоять в сосновой роще за городским парком, возле дороги на Голую пристань.

На улицах жители кучками собирались вокруг красноармейцев, угощали их ранними яблоками и грушами. Но вот горожане как-то почувствовали, что мы пришли временно и, вероятно, уже сегодня уйдем. После этого их отношение к нам сразу изменилось. Люди засели в своих укрытых садами домишках, и только иногда кто-нибудь выглянет из калитки посмотреть, что делается на улице, увидит двигающиеся к пристани подводы с оружием, снаряжением и шагающих рядом бойцов, таких же мокрых от пота, как их лошади, повернется и скроется, словно в знак протеста.

На дороге к Голой пристани, которую мы втроем караулили, вовсе не было движения. Алеша Часнык грустно поглядывал на проходивший в стороне отсюда большак на Копани: недалеко до дому, а когда еще побудешь там? Этот высокий, неуклюжий парень, племянник кондуктора Часныка, расстрелянного вместе с лейтенантом Шмидтом в 1905 году на острове Березань, по своему здоровью не приспособлен был к тяготам боевых походов, но изо всех сил крепился, чтобы не ударить лицом в грязь перед своими земляками, чтившими память его дяди.

А Митя Целинко, которому походы были не в диковинку, все рассказывал, как он воевал в Таманской армии, и не мог нарадоваться, что встретил своих земляков.