Днепровцы

Дыбенко и его помощники, размахивая маузерами и крича до хрипоты, тщетно пытались восстановить положение. Под давлением превосходящих сил Деникина наш фронт все уходил и уходил на север и на запад. А в это время махновцы, обосновавшиеся в Гуляй-Поле, носились по нашим тылам, мутили воду и в городах и в селах, собирая под свои черные знамена кулаков, уголовников и всякое жулье. Эти бандиты терроризировали все правобережье Днепра от Херсона до Екатеринослава. В Херсоне они пытались даже созвать съезд повстанческих отрядов Юга и поднять их против Советов.

В начале июня Таран отправил к Днепру обозы хозяйственной части отряда, а через неделю двинулись к Алешкам и наши боевые подразделения. Шли организованно, но очень невесело. К тому времени зеленый ковер степей уже становился золотистым — поспевала пшеница. В тот год многие впервые посеяли ее на своей собственной земле, только что полученной от Советов. Кому-то достанется зреющий на ней урожай?

Маршруты боевых групп были составлены так, чтобы весь отряд пришел в Каланчак одновременно.

В селе на площади состоялся короткий митинг, а потом наступили тяжкие минуты прощания. Женщины рыдали в голос, мужчины сдерживались, но и у них на глаза набегали слезы. Как-то незаметно, без всякой команды партизаны в общей массе с провожавшими двинулись по широкой дороге к Днепру. Далеко за село вытянулось шествие. Казалось, что все жители уходили вместе с нами. Но вот раздалась запоздавшая команда «По местам!». Шествие остановилось. Бойцы, простившись с родными, стали разбираться по своим подразделениям.

Таран низко поклонился провожавшим и крикнул:

— Прощайте, дорогие земляки!

Матери и жены запричитали:

— Та куда же вы, наши ясны соколы?

Верховые, высоко держа на древке красное знамя, поскакали вперед. За ними нескончаемой вереницей потянулись подводы с партизанской пехотой.

Чтобы скорее уйти от терзавших душу воплей, ездовые подстегивали лошадей кнутами, подергивали за вожжи.

Колонну замыкали тачанки с пулеметами. Запряженные в них лошади с вплетенными в гривы красными лентами тоже норовили вырваться вперед.

Жарко светило июньское солнце. Легкий ветерок поднимал вдоль дороги пыль длинной рыжей полосой. В пыли утонули огороды, сады, плетни и хаты. Лишь огромные зеленые шапки акаций в белых цветах выглядывали из-за кровель домов. Но вот и они окутались мглой, а потом и вовсе скрылись в мигающем мареве. Бойцы запели:

Де ты бродишь, моя доля,
Не доклычусь я тебя…

— Ничего, братва, не унывайте, — разобьем врага и снова будем дома, — крикнул кто-то в ответ на унылую песню.

Партийцы, присаживаясь на подводы к пригорюнившимся бойцам, говорили:

— Да что вы, хлопцы, как обманутые девки, сидите? — и, чтобы отвлечь товарищей от грустных мыслей, сообщали им последнюю новость — о решении укома партии создать на базе наших отрядов Днепровский крестьянский полк.

Известие об этом вызвало много толков. Люди приободрились. Но вот подошли мы к бывшему имению Духвино, в котором была уже создана сельскохозяйственная коммуна, встретились с коммунарами и — опять огорчение и слезы. Молодежь коммуны уходила с нами, а старики, женщины, дети — куда им деваться? Придут белые, учинят расправу и никого тут не пощадят.

Дойдя до развилки дороги, где стоял у колодца давно насквозь прогнивший крест, отряд разделился и пошел по двум дорогам: одни на Брилевку, другие на Чалбассы.

На Чалбассы двинулись и штаб отряда, и присоединившаяся к нам в пути чаплынская кавалерия Баржака.

Высланные вперед кавалерийские разъезды вскоре доложили, что у Ищенских хуторов гуляют какие-то белые банды. Таран приказал уничтожить их, и часа через два после короткого боя белые побежали к Скадовску.

Вторая наша колонна, которая двигалась на Брилевку под командой Чепурко, обнаружила на своем пути передовые части деникинцев, рассчитывавших отрезать нам пути на Херсон. Завязав с ними перестрелку, Чепурко послал гонцов к Тарану. Прокофий Иванович принял решение: пусть Чепурко отходит на Копани, а там белых будет ждать засада.

В ту пору наша колонна подошла уже к Чалбассам и расположилась на привал. Пока дежурные ходили к кухням за горячей пищей, люди толпились у колодцев. Помылись, пообедали, захотелось поразмяться — на площадке у плетня баянист уже наигрывал песенные мотивы. Пришли сюда и чалбасские девчата. Алексей Гончаров попросил баяниста сменить песню на плясовую и тут же сам первым пошел отбивать цыганочку. За ним и другие пустились в пляс.

Часа полтора длился этот веселый отдых. А тем временем конница Баржака, выступившая в Копани, поджидала там в засаде белых. О том, что эта засада удалась и с белыми, попавшими на нее, покончено, мы узнали от сигналиста, проигравшего сбор.

— Теперь до Алешек привала больше не будет, — объявили командиры.