Днепровцы

Трудно было нашему подпольному укому в Алешках установить связь со всеми партизанами-одиночками, чтобы направлять их действия и их удары. Но к концу лета Поповицкий и Птахов преодолели эти трудности и с помощью всех оставшихся в уездном подполье партийцев собрали повстанческие силы в крепкий кулак.

Как и всюду на Украине, у наших партизан появились свои вожаки: в Чаплынке — Баржак, в Каланчаке — Харченко и Таран, во Владимировке — Костриков, в Алешках — Крылов, в Збурьевке — Биленко и Луппа, в Хорлах — Гончаров, Киселев, Задырко. Если весной 1918 года многим казалось, что оккупанты — сила, с которой трудно совладать, то к осени стало ясно, что сила эта уже на исходе.

Революция в Германии и брожение, начавшееся в бывших кайзеровских войсках, уставших от войны, ускорили развязку борьбы. На Украине вспыхнуло всеобщее восстание.

У нас в уезде первой поднялась Чаплынка. Я пришел сюда, когда село уже бурлило. Начали бабы, возмутившиеся мобилизацией, которую под покровительством немецких оккупантов стали проводить вылезшие из своего крымского гнезда белогвардейцы. Собрались бабы на церковной площади и подняли крик. На этот крик со всех сторон огромного села, имевшего больше трех с половиной тысяч дворов, потянулись и стар и мал. Сначала одиночками, а потом толпами.

Местная варта попыталась навести порядок, и это вызвало драку. В драку вмешался стоявший в Чаплынке немецкий взвод, но толпа селян, собравшихся на площади, быстро смяла и обезоружила его так же, как и вартовых, вместе с явившимися из Крыма белогвардейцами.

В тот же день о происшедшем в Чаплынке узнали в соседней Громовке. И Громовка тоже зашумела. На другой день зашумел Каланчак, а через два дня поднялся весь уезд. Селяне стекались в Чаплынку толпами и отрядами, кто с винтовками и саблями, а кто с вилами да косами.

Восстание в Чаплынке пытались возглавить многие: и шумно вынырнувший Жидченко, который перед тем был у Махно в Гуляй-Поле, и украинский самостийник, вожак зажиточных крестьян Гробко, и какой-то Барсухин, называвший себя военспецом и неизвестно откуда взявшийся. Они договаривались о едином фронте руководства и агитации, но командовать всеми вооруженными силами повстанцев стал бывший вахмистр коммунист Баржак, прискакавший в село с конным отрядом.

Большевистское руководство восстанием еще больше укрепилось на третий его день, после того как в Чаплынку прибыл Алешковский отряд подпольного укома во главе с Поповицким. Этот скромный, болезненного вида, да и на самом деле больной человек быстро и как-то незаметно для всех стал душой восстания. Когда он говорил удивительно ровным и тихим голосом, поглаживая и пощипывая свои черные усики, даже неугомонно шумливый Жидченко умолкал.

Селяне отдавали своему сельскому фронту все, что могли, — лошадей, фураж и продовольствие. Непрерывно, день и ночь вокруг села отрывались окопы. И, когда наблюдатели, дежурившие на колокольне, увидели вражескую кавалерию, Чаплынский фронт мигом пришел в движение. Все огневые средства стягивались в ту сторону, откуда шли немцы. Устанавливались заранее заготовленные заграждения. Конница Баржака сосредоточилась у околицы.

Подойдя к селу на расстояние ружейного выстрела, немецкая кавалерия ускорила движение. Повстанцы замерли в ожидании команды «Огонь!» Команды долго не было. Некоторые заворчали. Но тут же раздались успокаивающие голоса:

— Выдержка, выдержка, товарищи!..

Баржак в пожарной каске гарцевал на коне у самого въезда в село. Кулик, командовавший пехотой, сидел на корточках за углом крайней хаты и молча поглядывал то на приближавшегося противника, то на Баржака.

Кавалерия немцев уже подходила к поясу заграждений. Когда она затопталась перед наваленными на ее пути боронами, плугами и телегами, Баржак взмахнул рукой и Кулик передал команду:

— Огонь!

Так открылся Чаплынский фронт, и, хотя он весь, с правого до левого фланга, обозревался с сельской колокольни, немцы заметались перед ним из стороны в сторону. Немецкая артиллерия бросилась вправо, развернула пушки, но не успела сделать и десяти выстрелов, как на нее налетела своя же кавалерия, в беспорядке мчавшаяся назад. А тем временем из села вырвалась конница повстанцев под командой Баржака и довершила разгром оккупантов.

Более тридцати лошадей с седлами, много винтовок и патронов попало тогда в наши руки. Этот успех воодушевил всех необычайно. Не только в штабе, а по всей Чаплынке, — и в хатах, и на улицах шли шумные разговоры о том, как мы разбили немцев за какой-нибудь один час. И тут же высказывались предположения:

— Теперь они, пожалуй, подожмут хвост, не посмеют больше сунуться.

Однако Поповицкий продолжал стягивать к Чаплынке все повстанческие силы уезда. Создавалась вторая линия обороны, на которой располагались все новые и новые группы повстанцев. Никогда не существовавшее у нас единство крестьян стало фактом. Те, кто еще недавно на сходках бросались друг на друга с кулаками, сейчас шагали бок о бок в общем строю — и земельные, и безземельные, будто забывшие о своей вечной вражде.