До обеда мы сыграли в вагоны, в домино и в рич-рич. После я составляла каталог альбома № 1, что заняло немало времени. Мама тете письмо пишет и опять грустная, почти плачет. Это так неприятно! Фу! Ах! Вечером в 7 часов мы поехали в Народный дом, в зрительном зале хорошо сыграли «Царь-плотник»[63] Царя Петра довольно сносно играл Энгель-Крон. Грим был сделан превосходно. Больше всего нравился мне Кустов, игравший саардамского бургомистра Ван Бетт, регент хора (уморительный), играл Дворищин. Русский посол адмирал Лефорт (Ксавицкий) и французский, маркиз де Шатенеф (Балашев) вели роли хорошо, но несколько принужденно. Зато английский посол, лорд Синдгем, играл с настоящим английским равнодушием и невозмутимостью. Прелестно исполнял роль Петра Иванова (Лавров). Ни одна из женщин мне не понравилась. Ничего себе играла г-жа Харитонова, исполнявшая роль вдовы Бровэ. Но Мария, племянница бургомистра (Феррари), просто противна со своим слащавым голоском и длинным лицом (только манеры непринужденны). Мы сидели в 4-м ряду (2 р. 50 – место), мой номер был 111, мамин – 112. Вернулись мы лишь в 1 час ночи. Ага! Еще танцевали одну картину из балета «Лебединое озеро», но это мне не понравилось, так как почти у всех балерин были кошачьи ужимки. Мне нравились их прыжки и туры. Ох, хорошо было! Завтра еще напишу.
Сегодня весь день прошел хорошо. Мама весела, я тоже, хотя и втузила раз Эдика, но это на втором плане. Хотя сегодня погода чудесная, но я никуда не ходила надолго вечером, зато утром мама, я и Эдик пошли к г. Цыбульскому (директору мужской гимназии[64], куда по надежде будет отдан Эдик), но он еще не вернулся с дачи. Мы тогда стояли около лавочки продавщицы образков и рассматривали последние, купив несколько, конечно. Потом пошли к «Софи»[65], и мама взяла заказанный корсет, желтый, красивый, отделанный кружевами и лентами. После этого сели на извозчика и покатили домой. После обеда к нам пришла портниха Мария Яковлевна Демидова, очень милая и симпатичная девушка, живущая с матерью. Она принесла к примерке синее форменное платье и черный передник. Она должна была прийти в прошлый вторник, но отчего-то не приходила. Мы судили, рядили и наконец (не знаю почему) пришли к убеждению, что ее мама больна. Но оказалось, что у них просто-напросто ремонт, хотя мать Марии Яковлевны действительно болела, незначительно только. Сегодня написала письмо Ане Черкасовой, очень доброй и чрезвычайно симпатичной девочке, а Бронце Гоман до сих пор не отвечала. Сегодня большую конфетную коробку из Zakopanego, деревянную, с рисунком, преобразила в ящичек для писем. Вечером играла в театр. Эдик, как всегда, был Гельцер (мальчик-то), я же Кралли[66]. Танцевали, разыгрывали сценки из испанской жизни. Я всегда изображала тореадора или испанку-гитану, а Эдди насмешливую золотоволосую голубоглазую сибирянку «Леночку». Он разорвал мне бусы. Опять придется нанизывать. Дрянь он! Потом упал, ударился и… начал плакать (стыд-срам, а еще мужчина – ни на копейку мужчины нету, лишь одна нюня). Пора спать, скоро 11 час. До свидания, дорогой дневник!