Читаем Дневник полностью

9-го уже школа. Лучше или хуже? Сама не знаю. Снова найдет головная боль, возобновятся страшные приступы усталости, головокружения… Опять лишь два раза в неделю смогу выйти на настоящую прогулку: в субботу и воскресенье… Начнутся мелкие школьные дрязги, мелкие радости, мелкие тайны и секреты. Пошло… но необходимо! Нет почти ни одной здоровой души, ясного ума, простого понимания самых обыденных явлений… Все должно быть облечено в какую-то скабрезно-грязную маску или в бесцветную откровенность. Так это противно! Этой болезни подвержены все, все… Лишь за исключением моей светлой ясочки, моей хорошей, доброй Женюрки! Душа у нее еще спит, дух и сознание своего личного «я» еще не пробудились, но, как огни маяка в морской мгле, так и в ее понятиях уже поблескивают возвышенные, чистые, хорошие мысли, идеи, желания… Я ее очень люблю, эту маленькую девушку с детской фигурой, простым, ясным личиком, ее наивно-добрым взглядом милых серых глаз… Хорошее, светлое пятно в нашем классе – моя Женюрка; так выпукло, четко вырисовывается ее простодушный, мечтательный, сентиментально-чистый ум на фоне загрязненных, затуманенных, двойственных понятий остальных. Женя – это снежная, скромная, спокойная ромашка, белая, чистая, тонкая, прелестная в своей спокойной чистоте и кротости; это еще чистая страница, где уже робко, неуверенно вырисовываются контуры светлого будущего, в котором главной основой служит великолепный, возвышенный храм Искусства!! Привет тебе, святая, нежная душа.

[Январь] 15, воскресенье. 7 час. веч.

Боже, Боже… как мне голова болит – озноб такой, что места себе не найдешь, ломит кости, как-то сладко и тревожно на душе. Ооо, я не могу – я не могу! Будто бы что-то вижу, далекое, знакомое и таинственное – а что это? что? Гадко, больно, душно и в то же время холодно. А в довершение всего – половина восьмого подают лошадь… надо ехать… надо… надо… надо.

11 час. Этот же день.

Ничего не слышу, не чувствую… Сплошной противный туман. Голова болит адски.

[Январь.] Понедельник 23

Встала я только в пятницу, но почему-то ничего не сказала об этом моему дневнику. И хотелось – и не хотелось. Сама не знаю. Правда, мне теперь почти что хорошо, но болят губы. Простуда, ничего не поделаешь.

Я выиграла 110 рублей – вчера у нас в железку играли: Кравец, Волк, Красавин, papa – отцу страшно не везет. Проиграл около тысячи. Право, не знаю, о чем больше писать?

В Петрограде сильнейшие морозы. До 32°. Я и сейчас в шубе пишу; такой наброшенный на плечи русский шугай[207] – кажется, так? Я теперь пропитана этим тургеневским духом, этой ясной теплотой, искренностью и задушевностью. Как он Россию любил!.. Только до сих пор ни один женский тип меня не захватил. Разве только Зинаида в «Первой любви»? Да Вера[208]. В первой – холод, бесстрастие, сознание красоты, власть над окружающими, во второй – самолюбие, решительность, твердость, нежелание делать из себя минутную забаву.

Мне нравятся лишь те типы, в которых я нахожу немножечко себя, где есть маленькое отражение моего «я»!

Февраль 10, пятница

Я очень давно не писала. Но оправданья даже не ищу, потому что иногда встречалась свободная минута и можно было писать, сколько вздумается, а я… я, конечно, ленилась, не той сознательной ленью, что вот делать ничего не хочется, а просто выжидала какого-то необыкновенного случая, чтобы можно было занести все в порядке и подробно. Но так как такого случая не было, то приходится довольствоваться тем, что имеешь. Маленьких и больших новостей было порядочно, но всех сразу не припомнишь. Одна из более главных – это то, что эту зиму невероятно часто простужаюсь. Снова себя плохо чувствую: голова болит, все тело как-то странно и противно ноет. Это фатально, что уже третий год каждую Масленицу я должна непременно болеть. Тут всякое удовольствие пропадает! 29 января рapa решил купить дом баронессы Розен на Преображенской[209]. Все его за это хвалят, говорят – хорошее дело. Ну, и слава Богу – больше ничего не скажешь. Была всего один раз в театре. У Мосоловой. Sabre[210] не было. Поделом. Но теперь меня решительно никто и ничто не занимает. Maman это не нравится: преждевременная старость. Мне безразлично. Раньше (ведь не так давно) я страшно любила улицу, Невский, толпу – теперь… едва переношу! Мне они все кажутся такими гадкими, гадкими, донельзя низкими. Вот такие также и все мои «рыцари»… позабыла, не помню, не хочу. С меня довольно. Это, если можно так выразиться, конец начала.

Февраль 14, вторник

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии