Дневник

Анна Генриховна Каминская, искусствовед, внучка Н. Н. Пунина, воспитанница Ахматовой: «Она очень нуждалась. Приносила вещи продавать. Анна Андреевна помогала ей в этом. А со мной, когда я была еще маленькая, Софья Казимировна играла в фантастическую игру, которую я очень любила. Игра была по телефону: будто звонит мне китайский фокусник Ли-Фун-Чи. Начинала говорить она, а потом передавала ему трубку. Он плохо говорил по-русски, но рассказывал мне сказки. Да, Софья Казимировна была фантазеркой. Это она привела к нам тетю Женю Берковскую, безумно обездоленную. Анна Андреевна стала ее подкармливать – давала ей работу как машинистке. Так вот, Софья Казимировна уверяла меня, что тетя Женя раньше работала циркачкой. Был на Софье Казимировне особый флер. Любила она делать подарки. Дарила мне игрушки. Наверное, свои, старинные. Такие были старинные куклы – жених и невеста. Была она очень образованной. Бывало, Анне Андреевне нужно было что-нибудь выяснить, уточнить, она звонила ей. И всегда получала ответ. Помню, разговаривали они все о возвышенном. Помню, в конце 50-х она приехала в Комарово. Будка, дача – все казалось ей роскошью. Она давно уже никуда не выезжала. И все говорила: “Ах, какая зеленая травка!”

Лева [Л.Н. Гумилев] относился к ней подозрительно. Как-то даже скандал был – он требовал от Анны Андреевны не пускать ее в дом. Это было на Коннице, год 56-й – 57-й. Помню, принесли в тот день из магазина треску в томатном соусе под маринадом. Лева обвинял Софью Казимировну, Анна Андреевна тогда ее яростно защищала. Кончилось тем, что треска полетела в ведро…».

М. М. Кралин, литературовед: «Софья Казимировна любила молодежь <…>. Не знаю, когда она спала. Она была единственным человеком, которому можно было позвонить в любое время, хоть в два, хоть в четыре часа ночи. Она всегда сама брала трубку и бодрым, отнюдь не сонным голосом начинала беседовать. Она не только любила рассказывать сама, но – что бывает много реже – любила и умела слушать других. <…>

Софья Казимировна его [Л.Н. Гумилева] очень любила, он ей платил тем же. Когда однажды я оказался со Львом Николаевичем в одном троллейбусе и сказал ему, что навещал С.К., он улыбнулся и спросил с нежностью: “Ну, как там поживает ma tante?” А надо сказать, что Лев Николаевич был недоверчив к людям, особенно к тем, в ком он подозревал стукачей <…>. Но Софью Казимировну он, кажется, не подозревал ни в чем. <…> [Далее речь идет о скрытых антисоветских настроениях.] Не знаю, были ли такие у С. К. Если и были, то она при мне их никогда не высказывала <…>.

Вызывали меня в связи с делом Михаила Мейлаха. <…> Дело в том, что Изабелл Тласти [английская славистка] в последний свой приезд в Ленинград оставила в квартире Софьи Казимировны целый чемодан с так называемой антисоветской литературой. Книги эти хранились в той, нежилой комнате, которая служила чем-то вроде склада. Софья Казимировна чувствовала себя настолько плохо, что уже год как не вставала с постели. М. Б. Мейлах занимался распространением этих книг, за что и был арестован. Софья Казимировна умерла от рака 19 апреля 1983 года. Думаю, что она до конца оставалась верна своей второй профессии, и КГБ не без ее помощи так легко раскрыло это дело»[30].

Р. Д. Тименчик, славист, профессор Иерусалимского университета: «Я был у Островской один раз вместе с Мишей Кралиным. Впечатление? Ничего зловещего. Как бы благородная ленинградская бедность. Память прекрасная. Харизмы не было, приходить еще раз не тянуло».

М. Б. Мейлах, филолог, историк культуры: «Софья Казимировна была человеком своеобразным. Я время от времени ее навещал, в течение последних лет пятнадцати ее жизни. Петербургский серый дом, поблизости от Бассейной… Познакомились мы “на почве Ахматовой”, но она, по понятной теперь причине, о ней говорила мало.