Читаем Дневник, 1857 г. полностью

4 Января. Всталъ во 2-мъ часу. Статья о Пушкинѣ — чудо. Я только теперь понялъ Пушкина. Гимнастика. Обѣдалъ у Боткина съ однимъ Панаевымъ, онъ читалъ мнѣ Пушкина, я пошелъ въ комнату Б[откина] и тамъ написалъ письмо Тург[еневу], потомъ сѣлъ на диванъ и зарыдалъ безпричинными, но блаженными, поэтическими слезами. Я рѣшительно счастливь все это время. Упиваюсь быстротой моральнаго движенья впередъ и впередъ. Вечеромъ былъ у Друж[инина], у Писемскаго и, противъ чаянія, провелъ вечеръ пріятно, его жена славная женщина, должно быть.

5 Января. Всталъ въ 1-мъ часу. — Пошелъ къ О. Толстому, познакомился съ Улыбышевымъ, съ дуру отказался отъ знакомства съ Бозіо. Обѣдалъ у Толстого. Мнѣ легко съ ними. Дома пропасть народа, Писемскаго Барыня не произвела эфекта и музыка мнѣ не слишкомъ. — Потомъ поѣхалъ въ б. Стал[ыпинъ] прелестенъ. Грустное впечатлѣніе. Скрыпачь. —

6 Января. Всталъ въ 12 часу съ головной болью, у меня сидѣлъ Бак[унинъ], игралъ съ нимъ и съ нимъ и съ Колб[асинымъ] пошелъ къ Боткину. Извѣстіе о освобожденіи крестьянъ. — Пошелъ къ Тургеневымъ, О[льги] не видалъ, старичокъ язвилъ меня. Обѣдалъ у Ботк[ина], разболтались про верховую ѣзду. Я больше и больше люблю ихъ. Пошелъ къ себѣ, въ 9 часу пришла А[лександра] П[?етровна?], очень хорошо. У Щербатова скука. Я сказалъ про Бѣл[инскаго] дурѣ — Вяз[емской]. Сухомлиновъ очень хорошая натура. Ужинали съ Друж[ининымъ] и Анненк[овымъ] очень пріятно. —

7 Января. Всталъ почему-то въ 7 часовъ и до 2-хъ ничего не писалъ, хотя и намѣревался, только читалъ и разыгрывалъ. На гимнастикѣ торжество Маіора, стоившее мнѣ 5 рублей, не удалось. Толки объ указѣ вздоръ, но въ народѣ волненіе. Обѣдалъ дома хорошо. Спалъ. У Сталыпина, нерасположенъ былъ слушать музыку, нервы тупы. — Исторія Кизиветера подмываетъ меня. —

8 Января. Помянутъ мое слово, что черезъ 2 года крестьяне поднимутся, ежели умно не освободятъ ихъ до этаго времени. Проснулся, славная погода, первое лицо встрѣтилъ Кизиветера. Послѣ гимнастики поѣхалъ1 къ Албрехту и за скрипкой. Засталъ Друж[инина] въ дыму, больше никто не пришелъ обѣдать. Удивительно, что мнѣ съ нимъ тяжело съ глазу на глазъ. Пришелъ Киз[иветеръ]. Онъ уменъ, геніаленъ и здравъ. Онъ геніальный юродивый. — Игралъ прелестно. Зашла А[лександра] П[?етровна?]. Понравилась всѣмъ очень. Колбасинъ сидѣлъ, славный малый.

9 Января. — Утро гимнастика, до гимнастики началъ писать съ удовольствіемъ. Пріѣхалъ Ө. Толстой, сукинъ сынъ! Обѣдалъ у Боткина, Галаховъ воняетъ табакомъ и указкой. Вечеръ у Писемскаго. Филиповъ сладкой плутъ, мещанинъ. —

Дома. А[лександра] П[?етровна?], чудесный вечеръ, она умница и пылкая дѣвочка.

10 Января. Гимнастика. Получилъ паспортъ и рѣшился ѣхать. Взялъ денегъ у Панаева. Обѣдали у меня Брем[еръ], Труcонъ и Сталыпинъ. Хорошо. Пришелъ Кизиветеръ, ужасно пьянъ. — Игралъ плохо. У Устиновыхъ дамскіе разговоры о брильянтахъ Морни. Ужасно! Генералъ кричалъ при музыкѣ, дома Кизиветеръ спящій — трупъ, Ботк[инъ], Панаевъ, 3 брата Жемчуж[никовыхъ]. Левъ славный — горячая натура. Пріѣхалъ Стал[ыпинъ], Горчак[овъ] и Бремеръ. Г[орчаковъ] сошелся съ К[изиветеромъ]. Кизиветеръ глубоко тронулъ меня. —

11 Января. Опоздалъ на чугунку, разбудилъ Колбасина, пришелъ Чернышевской, уменъ и горячъ. Гимнастика, одинъ обѣдалъ дома. Спалъ. Разбудилъ Кавелинъ, къ которому я заѣзжалъ. Пылокъ и благороденъ, но тупъ. Потомъ Колбасинъ и Давыдовъ, у к[отораго] я взялъ 800 р. Она не пришла и мнѣ это грустно.

[12 января, по дороге в Москву.]12 Января. Я выѣхалъ въ 9. Пришла [Александра] П[?етровна?], милая дѣвочка. Дорòгой забавный изобрѣтатель е[.....], поцѣлуй въ ручку, плевокъ на руку, пахабные разговоры. Три2 поэта. 1) Жемчужниковъ есть сила выраженія, искра мала, пьетъ изъ другихъ. 2) Кизиветеръ, огонь и нѣтъ силы. 3) Художникъ цѣнитъ и того и другаго, и говорить что сгорѣлъ. —

Путешествіе все отрывочными предложеніями и не обращаясь съ читателемъ за панибрата. И путеш[ествіе] поэтическое, какъ бы сентиментальное, что очень умно. Въ пут[ешествіи] établissement pour dormir debout3 и дѣтской хохотъ, хотя и измучено. Полякъ руководится знаніемъ языка — chapeaux beaux, atmosplièré jolie.4 — Русской купецъ въ кунтушѣ и бритой. Нисколько не оторванъ, а только бритый и въ кунтушѣ. Ежели ограничивать чисто русскихъ классомъ землевладѣльцевъ — къ нему нельзя присоединить Малороссию, Бѣлоруссію, Чух[онцевъ], Татаръ, Мордву и т.д. Что же останется? — Писать, не останавливаясь, каждый день: 1) О[тъѣзжее] П[оле], 2) Ю[ность] 2-ю п[оловину], 3) Б[ѣглеца], 4) К[азака], 5) П[ропащаго], 6) Романъ женщины — «тогда орѣхи, когда зубовъ у бѣлки нѣтъ». Любитъ и чувствуетъ себя въ правѣ тогда, когда уже даетъ слишкомъ мало. 7) Комедія. Практической человѣкъ, Жоржъ Зандовская женщина и5 гамлетъ нашего вѣка, вопіющій больной протестъ противъ всего; но безличіе[?].

————————————————————————————————————

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой, Лев. Дневники

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии