Дневник, 1884 г.

[24 июня/6 июля.] Встал не так рано, усталый. Пошел на Козловку. Письмо Урусова. Мечтал о том, как бы я поехал во Францию — везде можно одинаково хорошо жить. Теоретически можно. Попробовал продолжать писанье — не мог. После обеда с Таней ездили верхом в Ясенки. Она напугала нас на Султане. Больше ничего не помню. Многого я очень требую от моих близких. В них шевелится совесть, в лучших, и то хорошо. — Ал[ександр] Мих[айлович] очень таков [?].

Перечитывал дневник тех дней, когда отъискивал причину соблазнов. Всё вздор, одна — отсутствие физической напряженной работы. Я недостаточно ценю счастье свободы от соблазнов после работы. Это счастье дешево купить усталостью и болью мускулов. —

[25 июня/7 июля.] Встал рано. Опоздал против мужиков на 5 рядов, но выставил свое. Работал весь день. Не обедал. Приходила тульская нищая. Я ничего не мог, а больно отказывать. И из Каменки Акулина. Чуть было и к ней не отнесся недоброжелательно. — Послал Таню узнать и дать деньги. На покосе были Алсид и Илья, но скоро бросили и еще хуже. Вечером из Тулы письмо Черткова. Ему страшно отказаться от собственности. Он не знает, как достаются 20 т[ысяч]. Напрасно. Я знаю — насилием над замученными работой людьми. Надо написать ему. В комнате жены собрались рассказывать день. И я первый Маше сказал обидно. Потому что мне вся их жизнь жалка, а она сказала свой первый образчик.

[26 июня/8 июля.] Встал измученный и больной в 7 и пошел на работу: косил целый день без перерыва. Пришла с кофеем Таня. Приятно. Сережа косил. Он невозможен своей самоуверенностью и эгоизмом. Приходили мужики — покупатели Мясоед[овского] именья. Им надо купить, чтоб избавиться от злодея соседа и иметь землю, но они зарываются. Беседовали с мужиками о Турции и земле там. Как много они знают, и как поучительна беседа с ними, особенно в сравнении с бедностью наших³⁶ интересов. Один желудок работает, для него одного живут. Не обедал и не хочется есть. Вечером тетя Таня выражала свое неудовольствие, что я вчера при рассказе дня обидел ее Машу.

Мне было очень больно. Как мне кажется легко и как тяжело им повернуться. Остальные мальчики шляются и едят. — Не спал до 2-х от желудка. Была Зорина — лошадь. Странники. Копылова — рублевку на хлеб. Получил коректуру Урусова — порядочно. Жена рада случаю осуждать меня и ругать. — Мне трудно; но как будто что-то двинулось. Оттого каша какая-то. С крокета все вместе снесли чай и тем насмешили людей. Как будто не смешно то, что гладкие люди сидят, умирая со скуки, и заставляют занятых людей делать пустяки.

[27 июня/9 июля.] Встал в 8. Не пошел на работу. Пришел мужик, обсчитанный прикащиком. И городенской — мать похоронить — рублишку. Дети — сонные, жрущие. С Кашевской говорил всё о том же.

Нужда, т. е. нужная работа, учит, главное, мудрости жизни — давать наибольшее дело с наименьшей тратой и чужих, и своих сил. — Этому выучишься только в настоящем труде. Вообще, несмотря на самое скверное физическое состояние, я очень счастлив эти последние дни.

[28 июня/10 июля.] Рано. Нездоровилось, но пошел после завтрака. Они много скосили, но я догонял. Нет, они трясли и гребли. Я начал работать с ними. Помешал дождь. Вечер косили. Дома праздность, обжорство и злость.

[29 июня/11 июля.] Петров день. Встал рано. И косил один. Всё то же. —

[30 июня/ 12 июля.] Косил с ними, только опоздал, с утра до 7. Был дождь. Я утром не ел до обеда и очень ослабел. Приехал Берс Алекс[андр]. Держусь от неприятного чувства, и Юрий, и плешивый Юрий-негодяй. Саша Кузм[инский] положительно добр и хорош. Вечером он пришел и пошел купаться, принес мне белье. Так просто, добро. Разговор с ним о честолюбии. Честолюбие и вообще vanité³⁷ занимает пустое место, незанятое — миросозерцанием. Полнеет содержание миросозерцан[ия], уничтожается vanité. Читал Эмерсона Наполеона — представитель жадного буржуа-эгоиста — прекрасно.

Не замечаю, как сплю и ем, и спокоен, силен духом. Но ночью сладострастный соблазн.

[1/13 июля.] Медлил встать — в 8. Выспался, убрался. Пошел с Алек[сандром] Берсом ходить. Он жалок. Беседа с сестрами Кашевскими о невозможности делать добро деньгами. Пошел на покос — трясли, копнили. Я сильно работал и легко. Пришел, поел и до вечера. Пришли с чаем. Вышло неловко, от кучи разряженных детей. Разговор с женой о помощи бедным. Нехорошо, как всегда. Без работы в этой суете еды и игры мне просто скучно — без осуждения и желания выказаться. Просто ясно, что выдти из этого ничего, кроме тоски и расслабления всякого рода, выдти не может. Орлов как прав, и как глубока его мысль та, к[оторую] он придает Флоберу.

[2/14 июля.] Встал в 8-м. Была гроза. Я убрался и не пошел до завтрака. Ходил купаться.