Читаем Дневник (1887-1910) полностью

Я сам тоже помню его в блузе. Под блузой он носил белую накрахмаленную сорочку с пластроном. Ах, эта сорочка! Она тоже была предметом моего удивления. Отец не снимал ее даже на ночь, носил подряд целую неделю, а она была все такая же белая и никогда не мялась. Чудо, да и только.

* Ярмарка. Так и кажется, что это лубочная картинка, изображающая, как "волхвы путешествуют со звездою". Вполне вероятно, что все эти коровы, быки, люди идут поглядеть на новорожденного Иисуса. И эти свиньи, которые визжат на перекрестке, будто их все время щиплют!

Мужчины надели воскресные блузы, а женщины вырядились во все черное. Некоторые открыли и черные дождевые зонтики, чтобы защититься от солнца.

Быки, вслед которым глядят другие быки, пасущиеся на лугах. Сытые кобылы жеманно вскидывают копыта.

* В мухе есть капля человеческой крови, по-человечески алой.

5 июля. Лошади на пахоте. Так как пашня далеко, плуга совсем не видно, и еле-еле видна фигура человека. И поэтому кажется, что там, на горизонте, лошади разгуливают сами по себе вдоль и поперек поля.

10 июля. Колокола живут в воздухе, как птицы.

16 июля. Стрекозы с ослиными головами.

* Луи Пайар сказал мне, потупив глаза, с легкой краской смущения на скулах:

- Поначалу я считал, что ваш талант - это просто долготерпение, но он свободнее. Разница лишь в том, что вместо целой страницы вы ищете одну-единственную строчку, три слова. У вас встречаются коротенькие фразы, которые производят впечатление целого тома. Когда я читаю что-нибудь ваше впервые, почти все производит на меня неблагоприятное впечатление. Перечитываю - и уже лучше.

- Объясняется это, - сказал я ему, - вашей леностью, как читателя. Для того чтобы я мог понравиться, надо сделать над собой определенное усилие, надо быть в определенном состоянии духа, как бы в состоянии благодати. Все, что я пишу, доставляет мне в каждую данную минуту большую радость. Радость эта уходит, возвращается, но она существует, и она передается другому, и, очевидно, вы ее почувствовали. В какой именно момент? Не знаю. При первом, при втором чтении? Не знаю, но в том-то и дело, что вы неизбежно должны ее ощутить.

- ...Рыжик, - продолжал он, - на каждом шагу делает чересчур смелые замечания. Испытываешь неловкость не потому, что он излишне смел, а потому, что мы о нем мало знаем. Даже неизвестно, каков его возраст!

- Это потому, что он состоит из отдельных моментов. Он не есть существо формирующееся, он реально существует. Конечно, я мог бы причесать его, пригладить, но мне не хотелось. Эту работу вы проделываете сами, не важно, если вы и посердитесь при этом, и этим путем вы, худо ли, хорошо ли, обогатите жизнь Рыжика.

- Вот что меня удивляет, - сказал он, - очень уж вы скупо описываете наш край!

- Делаю я это потому, что описания живы не только деталями. На ту или иную местность глядят, ее не инвентаризируют. Вот это зрительное впечатление мне и хотелось бы передать; но для этого требуется не больше двух-трех слов. Я их ищу, и я их найду.

17 июля. Смерть наложила на его лицо свое лунное сияние.

18 июля. Приняв твердое решение, я все еще остаюсь в нерешительности.

* Просто думать - этого мало: надо думать о чем-нибудь определенном.

20 июля. Среди деревьев самое молчаливое - орешник.

* Зачерствевшее сердце. Каждую минуту его приходится сжимать, чтобы оно стало мягче.

21 июля. Виктор Гюго - гений, который никогда не шел ощупью.

* Наша жизнь выглядит как набросок.

23 июля. В самом радостном перезвоне колоколов всегда слышится что-то мрачное, кладбищенское.

28 июля. Стиль - это привычка, это вторая натура мысли.

* Если бы человеку дана была власть дополнять природу, змее он приделал бы иглы.

* Разутое дерево; на краю рва видны его ноги и толстые скрюченные пальцы.

1 августа. Если бы строили дом счастья, самую большую комнату пришлось бы отвести под зал ожидания.

6 сентября. Она вопит так, как будто никому не хочется посягнуть на ее добродетель.

23 сентября. Заячья нора даже в отсутствие зайца полна страхом.

25 сентября. Охота. Над самым ухом ветер дудит свою песенку в коротком стволе моего ружья.

Зеленая волнующаяся и загадочная люцерна похожа на озеро - какие сюрпризы оно нам преподнесет? Флейта Пана - это просто сухие и полые стебельки стерни, которые при малейшем ветерке издают нежный мелодичный звук. А если к звукам примешивается еще и пение перепелки, то получается совсем изысканно.

Одинокая деревушка затерялась среди леса, заслоняющего горизонт, и почтальон добирается сюда только после трех часов пополудни...

Глядишь на эти фермы, и тебе кажется, что здешние жители никогда не читают газет и о новостях, происходящих на свете, узнают лишь на ярмарке.

Луга, и снова луга. Похоже, что здесь живут одни только быки. Я подумал: "Почему ферма расположилась именно здесь, а не в другом каком-нибудь месте?.." Филипп сказал мне, что поблизости есть источник, который никогда не пересыхает. Вот вам и объяснение.

Сам Филипп немножко стесняется и своего ружья, и ягдташа, и своего барского пальто, особенно когда приходится проходить мимо поля, где за плугом идет знакомый крестьянин.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже