Дневник. 1901-1921

Иона – как говорит о нем А. Л. Волынский в новой своей «Книге великого гнева!». Такого гнева, такой ярости, такого судорожного жеста, такой экспрессии пророческого бреда я, кажется, никогда не встречал ни в одной картине. Это напряжение, при котором невольно обезображивается весь внешний облик человека, тело его как будто готово разорваться, как слишком натянутая струна, и все кричит о смятении духа!

Тело, кричащее о смятении духа, – вот чем на веки веков будет велик и славен сегодняшний покойник. А все эти нарочито сооруженные аллегории только лишний раз свидетельствуют о том, как часто художник сжигает душою то, чему поклоняется разумом.

28

ГОДОВЩИНА КОЛЛЕДЖА

Лондон (От нашего корреспондента) 3 (16) июля

Пишу впопыхах. Через полчаса за мною должен зайти м-р Торрингтон, и мы отправимся на какую-то Краундэльскую дорогу, где принц Уэльский торжественно заложит первый камень нового здания рабочего университета.

М-р Торрингтон, мой коллега по университету, – состоит в звании башмачника. Чуть он познакомится с вами, он достает из бокового кармана листок, подает вам и просит «обратить внимание». Листок испещрен рисунками всевозможных башмаков, которые «по крайним ценам» так хорошо изготовляет м-р Торрингтон в своей темной мастерской.

Но если бы вы заглянули в этот боковой карман м-ра Торрингтона, то рядом с башмачными картинками вы увидели бы, к удивлению своему, или Геккеля «Загадку Вселенной», или Клодда «Пионеры эволюции», или Стивена «Апологию агностика» – вообще нечто, отнюдь на башмаки не похожее.

При дальнейшем знакомстве удивление ваше не переставало бы возрастать.

Ваш собеседник свободно цитирует при случае и Вольтера, и Гете, и Кальдерона на их родных языках… Свои доводы в споре он любит подкреплять такими выражениями: «Гексли говорил мне», или: «Я слыхал это от Вильяма Морриса», или: «Покойный Рескин неоднократно указывал мне» и т. д.

Но вашему удивлению суждено будет еще подняться, если вы, придя в «кофейную комнату» нашего колледжа, увидите сразу несколько десятков таких Торрингтонов, услышите такие же речи и получите такие же прейскуранты, где вас будут просить «обратить внимание» на портняжеские, или столярные, или переплетные таланты ваших новых знакомых.

Вы новичок. Вы только что внесли в конторе 2–3 шиллинга и записались слушателем гражданского права, или священной истории, или итальянского языка. Вам выдали билет, из которого вы узнаете, что сделались членом университетского клуба и получили право брать на дом книги из университетской библиотеки. Вы входите в «кофейную комнату» и просите кого-нибудь из новых своих коллег показать вам библиотеку. Коллега оставляет шахматную партию, надевает сюртук и охотно взбирается с вами на второй этаж. Вы в библиотеке. Посередине длинный стол, и за ним студенты, у которых дома нет отдельной комнаты, приготовляют уроки. На стене портрет Эдгара По. Ваш проводник показывает вам полки с книгами, – и бегло рассказывает их содержание. «Откуда вы все это знаете?» – «Как же не знать: я уже 18-й год состою здесь студентом, успел всю эту библиотеку прочесть». Тут книги по механике, и по теории искусства, и по коноведению. За отдельной конторкой слева – сидит мальчик лет 11-ти. Перед ним громадные конторские книги. Это библиотекарь. Если вы хотите взять какую-нибудь книгу на дом, он солидно спрашивает вас: ваше имя, ваш адрес. И медленно вписывает ваши показания по отдельным графам. Если вы станете слишком громко разговаривать в библиотеке, он сделает вам замечание и покажет табличку, предписывающую тишину.

Вы сходите вниз по лестнице, украшенной запыленным бюстом Вальтер Скотта, и еще каким-то, чьим – не известно никому. Перед вами дверь с надписью: «Общая комната». Входите. Комната полна небольших столов. Прямо против двери меню сегодняшнего ужина и телефон, ведущий в кухню. Вы заказываете ростбиф, чай и варенье. Садитесь у первого попавшегося стола, снимаете сюртук и просматриваете вечерние газеты (колледж получает почти все английские журналы и газеты). В комнату входит пожилая женщина с подносом и спрашивает, кто что заказывал. Вы приготовили для нее шиллинг, сообразуясь с обычными ценами, но узнаете, что все стоит только 3 пенса. Хотите дать ей пенни pour boire[231], но к вам подходит один из студентов и говорит: эта женщина здесь не служанка, она такой же член колледжа, как и все мы, и т. д.

Освоившись, оглядываетесь. Один пьет пиво, читает «Punch» и улыбается карикатурам. Другой забрался с ногами в глубокое кресло и мирно дремлет. Группа у окна спорит о нонконформистах. Большинство же закрылось газетами, и если отрывается от них, то только для того, чтобы отыскать на карте Дальнего Востока какую-нибудь провинцию Кванген или Хайчен или другое столь же странное слово.

Подле карты развешаны объявления: такая-то железная дорога предлагает студентам удешевленный проезд в Кембридж; такой-то велосипедный кружок хочет завербовать студентов в число своих членов; там-то будет прочтена лекция о Карлейле и т. д.