Дневник 1905-1907

Наши бесконечно собирались: не считая ребят, 12 мест ручного багажа. Представили мне будущего нашего сожителя: какой-то бомбовщик. Я проводил наших до вокзала: конечно, все время прошло в том, что одна часть искала другую, потом квитанции и т. д., в окно вагона пихали еще других плачущих грудных детей, кульки с провизией, корзины и чайники. Прощались, целовались, мужчины из чашки пили водку, закусывали по очереди от одной булки и угощали кондуктора. Я пошел к Саше, жены его не было дома, прислуги тоже, он один сидел и читал, а за стеной Татьяна на всю квартиру распевала трогательную песню. Они переезжают в пятницу; Саша был мягче и как-то милостивее, чем перед этим, и мне не казалось, что я его стесняю и т. п. Но сидел я недолго. На прощанье мы поцеловались. Иванов как-то говорил, что мои поцелуи furtifs et discrets[85], м<ожет> б<ыть>, это правда, даже когда я целуюсь с любимыми мною. Зашел в магазин, там пил чай, было несколько скучновато, но не оттого, что мы остались одни. Дома узнал, что меня вызывали по телефону, Верховский, 2 раза, я подумал, что что-нибудь важное, и предложил Сереже поехать. Зашли к Иван<ову> отдать записку о Сереж<иных> экзаменах, но швейцара не было, и мы не знали, есть ли у них прием. Долго, долго ехали на Остров, на извозчике я опять читал Гафизовские Вяч<еслава> Ив<ановича>^{233}. У Верховских не действует звонок, и пришлось идти через сад; у большого неубранного стола уныло сидели только женщины. Юраша, оказывается, хотел со мной ехать к Ивановым. Смотрели открытки, тихо и сонно беседовали, там что-то умерло. Каратыгина звала меня в субботу, она, может быть, злая, но интереснее других Верхов<ских> жен. Вернулись через черный ход, дворник спал пьяный, и вместо него его товарищ не мог отпереть калитку не тем ключом, пришлось разбудить Алексея, и он, еле стоя, прислонившись сквозь широкую решетку ворот почти ко мне, стоявшему очень близко, впустил нас, поздоровавшись. Я не знаю, почему я это помню: и темную лестницу, где верхнее окно, в которое видны не противоположные стены, а небо, вдруг казалось странно синим. Писарь, не предупрежденный, закричал с постели: «Кто там?» Мы поели и легли спать.

18_____

Я жалею, что пишу сегодня о вчера, т. к. та адская тоска и скука, что охватили меня сегодня, могут отразиться и на моем описании вчерашнего, когда я еще далеко не был так в отчаянии. Письмо от Нувель, от Гриши^{234}, от Юши^{235}, от наших. Гриша просит прийти завтра в 8 час. к Морозову, пишет нежно и скромно, как всегда после ссоры или моей холодности. Нувель пишет на мое предложение пригласить Каратыгина, что если я стою за combination `a trois[86], лучше уж позвать Гришу; какие глупости!^{236} Заезжал к Чичериным. Опять меня принимают за песельника. Гармонист предлагал свои услуги, я запомнил его адрес (Лештуков, 8, 31, <Веденин?>), но он неинтересен. Поехали с Сережей обедать в Мариинскую гостиницу вдвоем, т. к. Тамамшев не пришел. Оттуда я зашел в магазин; вернувшись, пошли с Сережей гулять перед чаем, и как-то случайно дворники, швейцары, извозчики, какие-то хулиганы со мною кланялись, по Сергиевской у каждого подъезда сидел клуб челяди, и никто не пропустил меня без замечания. Меня это полусердило, полузанимало; в Таврический сад шла публика, два-три приятных лица. Какая скука будет в Василе без возможностей легкой, доступной, ни к чему не обязывающей любви! Я почему-то не могу представить себя влюбленным (или, вернее, в связи) с человеком общества, особенно со знакомым. Влюбиться можно только с первого раза, а не постепенно, и совмещать знакомство и влюбленность можно только познакомившись почти уже влюбленным. Я очень кисел, т. к. денег у меня почти только на дорогу, и то придется откладывать до середины июня. Жить одному в квартире, я, пожалуй, не вынесу этой морки. Днем я видел, шли массой преображенцы с 4<-мя> музык<антами>, играющими разное, временами сливаясь, масса молодых, высоких, издали красивых и ловких людей, сзади кантонисты нестройным стадом, смеясь с толстым ундером. Я стоял, любуясь, как какой-то чистенький старичок с корзиной, проталкиваясь, сказал: «У, убийцы несчастные». — «Как вы смеете так говорить!» — закричал я на него, и, если бы он не прошел, я бы ударил его. Окружающие молча и неодобрительно на меня посмотрели. Я так не сердился года два.

19_____