Дневник 1905-1907

Когда я прочитал дневник Нувелю, он стал говорить, что Маслов ярый профессионал, что все это factice[104] (но есть вещи, которые, находясь все минуты в моем присутствии, нельзя сделать заранее) и т. д. Меня это раздосадовало, будто я ничего не могу отличить, ничего не знаю, и потом, я люблю factice, это даже не все равно, а лучше, и нужно совсем потерять чувствительность нервов, мускулов, эпидермы, чтобы от самих искусственных движений не прийти в возбуждение уже не искусственное. У Маслова 2 лица: желтое, потасканное, [очень][105] некрасивое в шляпе на воздухе, и веселое, милое, румяное и ужасно молодое на подушке при свечах. Конечно, я благоразумен романтически не приписывать какого-либо расположения ко мне лично. В магазине Броскин с утра, по просьбе уехавшего со Степаном во Псков Казакова. Я все твердил, что осенью выкрашу волосы в соломенный цвет, чем приводил в негодование Сашу. Он даже рассердился. Звал завтра зайти <между> 11—1, когда и он зайдет. Это удивительно, я в него почти уже даже не влюблен, будто рукой сняло. После обеда поехал за покупками. Подъезжая к дому, видел Вячеслава, уже дожидающегося. Я страшно торопился приготовлять, но продолжал и при гостях. Вячеслав очень милый, хотя в фуражке и вскользь лучше лицом, но вблизи милые глаза (хотя и очень подозрительно смотрящие) и рот. Пили чай, пиво, играли «Faust» и Шуберта, болтали. Нувель меня изводил, и почему-то сегодня мне это было неприятно. Рассказы политические о движении в войсках и личных опасностях Вячеслава, sont des contes `a dormir debout[106]. Это напоминает XX век. Нувель стал очень нежен с ним, это неловко и всегда несколько смешно, когда это в присутствии. Потом ушли в мою комнату, я заснул на диване, мне было несколько грустно, и смешно, и неловко, и весело, будто зависть, положение Лепорелло, сводника, и все из новелл Боккаччьо. На прощанье я бегло поцеловал Вячеслава и поехал с Нувелем, забрав остатки провизии. Он в третий раз возвращается с расстегнутыми ботинками. Утро было розовое, и Исакий легок и воздушен. Я был перед обедом в парикмах<ерской>, где мыл голову и стригся, там очень подозрительный мастер, он всегда так медлит со мною, так улыбается, жеманно разговаривает, вроде того что он будет «скучать», если я перекрашу волосы, что это прямо смешно. Некрасив, особенно именно когда улыбается. От Сережи скучное генеральское письмо; там дуются на меня, что ли?^{272}[107]

13_____

Очень жарко, но в комнатах — ничего. После завтрака, поздно, хотел пройтись до обеда, к которому мы ждали Сомова. Пошел на Васильевский к Каратыгиным. Они собирались обедать, он в цветной рубашке, в жилете, вроде сапожника в кругу семьи. Шел по старым знакомым улицам, мимо прежней парикмахерской, мимо дома на Галерной, куда ездил к Болеславу и т. д. К обеду приехал Сомов, сказавший, что был у Коровиных, которые «умоляли» нас всех прийти вечером, хотя бы в 12 ч. к ним. У нас были еще планы идти в Таврический или к Ивановым, которым, с общего совета, я решил прочитать дневник, только мы не знали, куда девать имеющего прийти Нурока. Нурок принес Сомову лиловатый галстух и страничку старой английской музыки и показывал каталоги продавца искусственных членов, эротических фотографий и книг, восточных парфюмерий, любовных пилюль, возбуждающих напитков и карточки entremetteuse[108] с красным сердцем наверху. Все описания звучат по-немецки великолепно-подло и торжественно-неприлично. Но что за типы существуют! Разве это — не прелесть? не XVIII si`ecle? Поехали с Сомовым к Ивановым, которых увидели подходящими к дому. Вскоре приехал и Нувель. Ивановы много говорят о путешествии, не знаю, что там действительно, что мечтательно, но, кажется, Л<идия> Дм<итриевна> действительно едет в Женеву. Бедный Вяч<еслав> Ив<анович>, на чьем же попечении он остается? Говорили об Уайльде; Сомов тоже ему не верит. Читал дневник. Это было очень важно для меня и, почему-то думаю, и для Ивановых. Что бы ни было дальше, лед сломан. Вяч<еслав> Ив<анович> не только говорил о художественности, но не отвратился и от содержания и согласился даже, что он целомудрен^{273}. Потом он с Нувелем спорили, потом мы втроем поехали домой. Гафиз будет в пятницу. Сомов писать портрета не отдумал, но деньги, ах, деньги тают, как снег!

14_____