Дневник 1905-1907

Вставали, умывались, я старательно накрывал стол, было почему-то выметено, зятя уже не было. И здороваясь поцелуем, и сидя за чаем, будто с каким-то родственником, племянником, гостем, милым, услужливым, скромным, угощать, занимать после любовной ночи — было прелестно. У меня именно страсть, чтобы любимый человек существовал и был не только для моментов любви. Это важнее всего, некоторое стремление к collage[126], это, может быть, буржуазно. Потом поиграл «Faust» и Шуберта и поехали; он сказал, может ли прийти ночевать под Петров день, а в понедельник увидеться. Было сыро и тепло, парило. Дома был Гречковский, завтракал. Собирались к Ивановым, но не знаю, не помешает ли большая гроза. В<альтер> Ф<едорович> несколько кисел и поехал только к парикмахеру. Дождь прошел, но вечером опять полил; приехал Нувель с письмом от Птички, подтвердившим его визит сегодня. Пили чай. Играли «Manon». Сцена в St. Sulpice мне совсем теперь не нравится, и вещь глубокую и настоящую, как связь плоти, там обращают в сентиментальный дамский романс. В Massenet есть Чайковский, и потом, он нестерпимо груб по сравнению с Delib’oM и даже Bizet. Болтали, ждали Фогеля, я скучал о Павлике, жалел, что не поехали к Ивановым. Читал вслух «Aventurier Hollandois». Я ужасно скучаю, что Нувель уезжает. Но вот пришел и Фогель, я предоставил им первое свиданье наедине. Когда я играл, В<альтер> Ф<едорович> позвал меня пить чай. Сам читал дневник, пропуская места только про Гафизы и Бакста. Птичка милый, веселый, с красивыми глазами, но несколько аффектированный и в веселости и в восторженности. Читали «Предосторожность», пели, потом перешли в комнату Нувель, я сел в качалку и, думая, что нежности были в начале, сидел да сидел, пока меня не стали вытуривать вроде Нурока, который требовал зонтика, чтобы уйти, когда готова была прийти Коровина на свиданье. Ночью я все думал о Павлике, которого увижу завтра. О милом худощавом персиковом лице, закинутом в профиль, на подушке.

26_____

Зять едет во вторник, тянет меня с собой, едет без девиц, но через Москву. Я обещал выехать в субботу. Утром уехал Нувель, и последние слова сквозь сон пронзили меня, как копья, хотя они были мягки и шутливы: «Как же можно было быть таким неделикатным и непонятным, что вас пришлось вытуривать, как Нурока?» Разве я сам не вижу всей чудовищности своего поведения? И это были последние почти слова Нувель, который так мил, так друг со мной, и покинуть его так не простившись? Не видеть Сомова, не ездить в «Славянку»? Поехали в Удельную. Тетя бодра и здорова, удивлена, что я еще здесь. Обедали у Кудрявцевых. Переодевшись дома, пошел в Таврический. Павлик, Шурочка, юнкер и управляющий стройный какого-то немца стояли вместе; я прошел два раза. Потом Павлик стал ходить с управляющим. Увидев меня, шепнул: «Одну минуту». Через некоторое время Павлик шел с Шурочкой в ужасном волнении. Оказывается, тот его напугал, что я сел на извозчика и уехал. Оказывается, его все просят познакомить с разными незнакомыми даже ему молодыми людьми. Стали гулять. Павлик все ссорился с Шурочкой, зачем тот ходит с розой, ведет себя неприлично и т. д. Наконец тот отстал. Павлик не может и думать, чтобы я уехал в субботу, но, конечно, это невозможно. Пошли раньше домой, чтобы зять еще не спал и можно было поиграть. Я сказал, что у меня нет денег, Павлик представился обиженным. В среду он может ночевать и провести хоть весь четверг вместе. Я спросил: «Ничего, что мы ходим под руку?» — «Конечно, подумают только, что мы так влюблены, что ходим по Таврическому все время вместе и под руку. Так ведь это и правда. Да?» Зять еще не спал и пил чай после ванны без пиджака. Поиграли Шуберта, меня и «Carmen» и, забравши печенье и имбирный ликер, отправились ко мне. В ласковости, легкости, веселости и белокурости со вздернутым носом Павлика есть что-то милое и нежное, как музыка Гретри. Пили ликер и болтали, не одеваясь; ему почему-то «Ал<ексан-дрийские> песни» понравились больше детских, а вообще, «Erlk"onig», но, конечно, у него вкуса нет или не развит. Провожал его в сапогах и в застегнутой поддевке на голом теле. Денег и в самом деле не дал, как не давал и еще раз прежде. Встретимся завтра. Плакал, чтобы я не уезжал.

27_____