Дневник. 1918-1924

Вы не согласны со мной в этом пункте, что касается «искусства прошлого»? Должно быть аполитичным безусловно и до конца аполитичным, так лучше тогда и не читайте дальше, ибо этоесть главная и основная моя предпосылка. Если же Вы со мной согласны, то давайте изыскивать, как это дело поставить на здоровую почву…

Еще возникла мысль, совершенно безразличная к вопросу о том, кто останется у власти через десять или сто лет, важно, чтобы через все испытания истории памятники искусства, ценные безотносительно к тому, что они выражают, для кого созданы и даже во имя чего созданы, были бы сохранены… Разрушаются дворцы как таковые, но зачем бездумно разрушать то, что может пригодиться всем и каждому, зачем уничтожать сами условия, которые созданы трудом, делают прошлое достойным сохранения? Бегемот забрался в посудную лавку, при одном только его посещении сказался весь кошмар разрушенного, бессмысленно разбитого того, что нужно каждому. Надо создать такие меры, чтобы подобный бегемот не смог забраться в другую посудную лавку, и ее надо держать подальше от бегемота. Или это не так, как положено, что бегемотов даже зовут во все посудные лавки, чтобы все их расколотить без остатка. Кому же мы сделаем пользу, если не призывать в конце концов к ответу таких нерадивых смотрителей за дворцами, выпустивших зверя гулять, где ему захочется.

Впрочем, прежде чем изыскивать способы спасения, я в двух словах посмею изложить осуждение создавшегося и существующего в настоящее время порядка. Создатель этого порядка — все тот же роковой и чудовищный в своей глупости саботаж, приведший все дело русской культуры в жуткий тупик. В известный момент и в расчете на то, что новая власть не продержится и месяца, никто не пожелал идти активно работать даже в этой сфере охранения. Аполитичность ее, очевидно, вовсе не представляется столь опасной даже для наиболее дорожащих ею людей, чтобы рискнуть хотя бы на этой почве войти в необходимый контакт с «захватчиками». Захватчикам и не оставалось ничего сделать иного, как то, что они и сделали — они водворили своих людей, оказавшихся совершенно случайными, до фанатичности невежественными. Эти люди постарались собрать кое-кого из тех, кто по своей безграничной любви к вещам остались на местах (активных элементов среди этих оставшихся не оказалось, и в этом главный грех). И постепенно, таким образом, сложился новый аппарат, ведающий художественными памятниками, отличающийся, с одной стороны, случайностью и невежеством, с другой — слабостью и неприспособленностью к делу. К тому же еще надо заметить, что на психологию оставшихся умело влияла довольно открытая окружающая их среда. К сожалению, за дальнейшие месяцы аппарат этот не только не получал направление, но постепенно пришел в полное запустение.

Вы меня попросили указать современное состояние музеев. Достаточно будет сказать, что главный музей Российского государства — Эрмитаж — до сих пор пребывает в состоянии изгнания, заколоченный в ящики, подвергаясь ежечасно угрозе разгрома, расхищения (совершенно необходимо действовать, спасая Эрмитаж), что Зимний дворец, оставшийся после первой революции в нетронутом виде и лишь пострадавший после штурма 25 октября, после уже превращен в какой-то грязный вертеп, в официальный кинематограф и в ночлежный приют, что жизнь музеев-дворцов, охрана которых была так прекрасно налажена тем совещанием, во главе которого стояли Вы, с тех пор парализована и не объединена с центром.