Дневник. 1918-1924

В Эрмитаже к 4 часам специально для совещания в античном отделе. Но Вальдгауэр еще не поправился от своего второго ушиба — упала статуя на ногу. В сущности, не знаю, что он от меня хочет, на все мои замечания и советы имеет свои отговорки.

В 5 часов у Апатова, узнать, что он обещал мне сообщить. Когда Горький уехал в Москву, то на вокзале оказался г-н Кевеш — кажется, представитель Москвы при Особом отделе. Апатов с ним знаком. Горький, узнав, кто тот, запросил, в каком положении дело Л.Бенуа. Оказалось, Кевеш не осведомлен, но обещал узнать через два дня… Апатов был у него в кабинете, было запрошено дело Леонтия. Результат: лично он не находит Леонтия виновным, но следователь-де упорствует и не хочет выпустить жертву. При мне Апатов еще раз звонил Кевешу, и тот повторил то же самое, он советует ехать к Зиновьеву, который может самолично освободить! Завтра Кевеш обещает дать окончательный ответ. Апатов сетовал на отсутствие Озолина, который в негодовании на исход Таганцева дела.

Портрет жены Апатова, рисованный Верейским, слащав и не очень похож. У нее странное лицо, как будто и очень миловидное, но какая-то ужимка у глаз, в особенности при улыбке, и некрасивые зубы делают ее вдруг почти уродливой и жуткой. Сложена она, как Диана.

На Конюшенной встречаю Л.М.Клячко, которого проводил до Адмиралтейства к трамваю. Я был удивлен, что он жив и на свободе. Он много месяцев сидел, но сейчас — как рыба в воде. Он все предвидел. Московские окончательно погубили репутацию, продав себя задаром. Они должны были поставить условием это в ЧК — что им угодно. Вообще же, по его расчету, ЧК недолго жить.

Вечером на генеральной репетиции «Жар-птицы». Декорации — дешевое декадентство в стиле югенд 1890 года. Костюмчики частично неуместные, этнографические, частью сказочные, пошловатые. И во всяком случае, во всей части Головина нет ничего русского. Нет его и в части Лопухова. Кстати, в афише — «Жар-птица» — балет Ф.Лопухова, музыка Стравинского, и все в целом дает впечатление — состряпано в Лондоне художником Емпире… Хореография частью содержит два-три интересных момента — жест заключается в «Поганом плясе», но в целом глупо и претенциозно, главное — никакого соответствия с музыкой (над выражением которого в музыке Игорь бился), полное пренебрежение. И как Купер его не научил, и почему не обратились ко мне? Как мне впоследствии оправдываться перед Игорем Федоровичем?

Возмутительнее всего выползание «Ночи», которую изображает бездарный статист в стиле «Тени отца Гамлета», из суфлерской будки. Интермедия борьбы «Дня» и «Ночи» отмечена гуслями-самогудами и усыплением под колыбельную всего Поганого царства, но это далеко не все. Неузнаваемо звучал и оркестр, благодаря нелепым темпам, взятым Купером.

На «Карнавал» я не остался и, украдкой пробравшись к раздевалке, пустился с Акицей в бегство, чтобы не быть вынужденным разговаривать со всеми провинившимися. Между тем многим высказал совершенно искренне свой восторг. Рядом с нами сидел Асафьев, который тоже в ужасе. Владиславская, словив меня, сообщила, что по новым тарифам я буду получать в зависимости от репетиций три, а не пять, а чем — я не кумекаю!

Дома Добужинский, пришедший потому, что мосты разведены. Он занят переездом на старую квартиру. Переезд стариков Карловых заставляет его это сделать. Делами Академии художеств скорее доволен и считает, что благодаря компромиссам изобразительного факультета удается обезвредить весь вздор, навязанный Петропрофотделом. Меня собираются звать в ректоры. Я, разумеется, не пойду. Вчера был совет (я не знал), на котором Белогруд делал доклад о содеянном и… сложил полномочия, впрочем, временно, до выборов. Хуже с топливом. Экспедиции студентов за дровами кончилась печально, несколько юношей погибли. Им удалось прогнать через Мариинскую систему пять барж с дровами, но оные были по прибытии в Петербург реквизированы Петрокоммуной.

Заходил около полуночи к Любочке, которая именинница.

В газетах обсуждается нота Керзона от 7 сентября. Пикантнее всего — отречение от III Интернационала. Войны с поляками, судя по их ответам, не будет.

Суббота, I октября

Солнце. Работаю над «Зимой».

К 1 ч. в Академию, но пришлось ждать Добужинского и Савинова (не было кворума). Они пришли по «новому времени», но я о нем забыл. На Николаевском мосту встретил папа Молас. Он имеет сведения о Ники в Териоках.

Сегодня оценил и я Бобровских. Он очень ловко провел прием Шапиро и его товарища под предлогом, что они переводятся из Московского училища и требуется им лишь пересдать экзамен по математике.