и бухгалтером. Генри, кроме некоторых случаев, нуждался скорее в независимости, чем в заботе. Ранк предугадывал именно такое положение: женщина не находит применения всем своим силам. И теперь он показал мне, насколько много в моей концепции женщины есть от
Этот вопрос мы оставили без ответа, и Ранк принялся за другую проблему: уравновесить мое отчаянное стремление к правде и мои способности фантазировать, мой страх перед собственным воображением, мою боязнь того, во что может превратиться правда в моем столь склонном к вымыслу мозгу.
В обоснованности этого доктор Ранк усомнился. По его словам, художник — это выдумщик и фантазер, склонный к искажению. Мы так и не знаем, что вернее — непосредственное, сиюминутное впечатление или более позднее.
Поговорили мы и о том, как Генри «изобретает» людей, так и не сумев в них разобраться. Ранк сказал, что это и есть истинная натура творческого человека. Гениальность — это изобретательность.
Потом разговор зашел о реализме женщин, об их практическом подходе к вещам, и Ранк высказал мысль, что, возможно, потому и нет среди женщин великих художников. Они ничего не изобрели. Ведь душу изобрел мужчина, а не женщина.
Я спросила Ранка, а могут ли художники, работающие поддельными красками, искусственно раздутые, без собственной, выстраданной правды, словом, неискренние, оказаться крупнее искренних творцов? Ранк ответил, что для него самого еще нет ответа на этот вопрос.
— Я, может быть, чтобы ответить на ваш вопрос, напишу для вас книгу.
Как это заявление порадовало меня!
— Мне это доставит куда большее удовольствие, чем окончание моей собственной книги.
— Это говорит в вас женщина, — усмехнулся Ранк. — Когда излечивается невротичка, она становится женщиной. Когда излечивается мужчина-невротик, он становится художником. Давайте посмотрим, кто победит, женщина или художник. Вот в эту минуту вам хочется стать женщиной.
Это был самый счастливый момент анализа. Я почувствовала, что вернуть научным феноменам их
Но то, что живет, — живет, постоянно двигаясь к разгадкам, в динамичном продвижении от тайны к тайне; иначе застрянешь лицом к лицу с какой-нибудь единственной тайной (таинство рождения огня, например). А такая статичность приводит к ограничению твоих возможностей.
Сегодня, углубляясь все дальше, мы видим, что мир нашей личности намного расширился, пространство делается безграничным. Мы не рушим стен, не преодолеваем препятствий своими открытиями, не лезем в душу, не ворошим подсознательное, мы просто находим новые источники тайны, новые сферы. Отбрасываем второразрядные тайны ради более огромных и более глубоких. Нас более не страшат молнии и бури, но нам открывается, что этими опасностями чревата наша собственная природа, нам открывается символическое значение события, даже такого, как сексуальный акт, который далеко не всегда является физическим действием.
Опасения, что правда окажется неинтересной и бесполезной, знакомы лишь слабонервным художникам. Уважай таинство, говорят они. Не открывай ящик Пандоры. Но поэтическое видение — это не результат слепоты, это сила, выводящая за пределы безобразнейшей картины реальности, поглощающая и растворяющая ее. Взламывать, а не обходить стороной.
Доктор Ранк говорит между тем:
— Слишком ограниченный смысл придают сексуальному опыту, хотя было бы неверно утверждать, что психоанализ приносит просто сексуальное освобождение, это только фаза, шаг по дороге прогресса. Сексуальное освобождение не формирует мужчину или женщину, не способствует полному развитию. Действие, которое иные аналитики расценивают как достаточное свидетельство освобождения, само по себе лишено силы и не дает эффекта, если только оно не соответствует полной духовной трансформации и готовности к овеществленной зрелости.
Он добавил:
— Эта подлинная зрелость приходит из гораздо более глубоких источников и носит куда более духовный характер, чем это воображает себе ученый-психоаналитик, считающий свое дело сделанным после того, как его пациент одержит сексуальную или какую-то другую победу.
И еще сказал доктор Ранк:
— Вот так психология становится злейшим врагом человеческой души.