Дневник 1939-1945

Много ли я дал ее телу в первые три-четыре года? Наверное. Много ли она дала моему уму? Ему нравилось наблюдать за ее сильной натурой, она льстила его самым сокровенным устремлениям. Она воплощала для меня Возрождение, сосредоточенное в естественной и здоровой чувственности, облаченной в одежды изысканного воспитания, складки которых оживали под моей рукой на ее теле. Она не была чужда моим моральным запросам. Существо, которое могло показаться грубым тем, кто не знал ее души, было не чуждо угрызениям совести, какой-то разборчивости. Еще до знакомства со мной она доказала это в отношении своего любовника, смерть которого так мучила ее. Возможно, напрасно, но это свидетельствовало о подлинной силе отзывчивости.

Я не ревную, хотя был таким ревнивцем. Я знать не желаю о том, с кем ей пришлось мне изменить. Да был ди он один? Когда это все началось? Эти тайны меня уже не занимают.

Восхитительно то, что во мне она не сомневалась. Неужели она так уверилась в моей импотенции?

Да и правда: она всегда любила совокупляться. И поскольку все ласки, на которые я был способен, ее скорее раздражали и ничуть не занимали, она не могла о них сожалеть. К тому же она знает, что в глубине души я признаю ее правоту.

И тем не менее...

Что станется с этой пылкой дружбой, которую она мне оставляла?

27 февраля

Сладость одиночества с терновым венцом сожаления, меланхолии, изуродованного и вывернутого наизнанку желания.

Белукия отдаляется от меня или же, останься она со мной, разрыв неизбежен. Вчера я добился от нее этих слов: "Да, я все время буду уступать искушению, я все время буду изменять тебе". Не запоздало ли ее признание? Может, она еще раньше искала мне замену, разнообразие, дополнение? Еще за год до войны я ограничивал ее все больше и больше.

Занимались любовью. В слезах. Утешительное очарование того, что ускользает, но еще живет. Того, что умирает где-то в одном месте и оживает в Другом.

Она боится меня потерять и с каждым днем меня теряет. Я боюсь ее потерять и теряю ее с каждым днем. Она хочет быть со мной. Оттого ли это, что она меня по-прежнему хочет, как она в этом уверяет, или оттого, что война лишает ее любовников, или же оттого, что она хочет подпитать эту сентиментальную дружбу, ЭТУ слишком бесплотную нежность, до которой мы Дошли. Да, все вместе.

Как можно отказаться от столь огромной власти, которую ты имеешь над человеком, власти, которой так домогался? Ненасытность раненой, но упорствующей любви.

И как покинуть и обречь на разрушение этот замок, который любовь воздвигала в течение пяти лет? Как не добавить к нему новую башню?

Ее тело состарилось. Такое роскошное, когда я с ней познакомился, теперь оно тает, покрывается складками. Оно сохраняет в себе еще что-то от этой былой стати и этих умопомрачительных очертаний, которые надолго остаются на телах, которые были красивыми и привечали в себе желание, и которые не скупятся на остатки роскоши.

Как я далек и как близок ко всему этому. Песни Орфея, танцы Диониса, загадки Пифагора, сотни других похожих и отличных мифов, смутные воспоминания или предчувствие повседневных ритуалов, то и дело прерываемое и возобновляемое в молитвах бормотание, наброски конца времени - все это не дает мне покоя.

Только теперь я понимаю, что для моего сладострастия изобилие женщин было лишь способом подчинить женскую стихию моего характера духовным потребностям мужчины. Разве мог бы я добиться большего от религиозно освященного брака с телом какой-то одной женщины, с одной душой? Душа какой женщины могла быть так широка, чтобы воплотить для меня во всем достоинстве всю эту хтоническую сторону реальности, каковой является для меня Женщина?

Следовало ли мне упорствовать и побороть в себе это отвращение, исходящее из пассивного, подражательного, куцего женского начала, ради того чтобы сжиться с порывами духовной силы мужчины?

Таинство брака, я тебя не знал, тобою пренебрег ?- но разве не из-за того, что устремился к другому таинству, таинству жизни холостяка, отшельника, анахорета?

Как пылают опушки сладострастия в лесу моей аскетической мечтательности. Не превратилась ли моя невоздержанность в чтении и мечтаниях в своего рода мудрость и красноречие? Разве вы не тренируетесь, не качаетесь, надеясь достичь грядущих нервных взрывов, более тонкой организации?

9 марта

Рок обнажает свои узлы. Наступает очередь Финляндии. А ее очередь - это очередь всех скандинавов. Крах Финляндии - это крах Австрии, предвещающий крах Чехословакии. Все по-новой.

История с "Альтмарком"1 чистая насмешка, она говорит о том, что, в сущности, надо было делать. Слабые и не думают спасаться, их к этому надо принуждать.

Сказывается отсутствие английской пехоты. Разве был я не прав, говоря о ее необходимости в "Освобождении"2 два года назад! У нас не хватит сил спасти Скандинавию. Хватит ли их, чтобы удержать линию Мажино?

А тут еще Италия. А потом Испания. Скоро весь мир будет против нас.