Дневник (1964-1987)

Мир — это единство бытия и небытия. Но есть еще одно обстоятельство, которое должно задержать нас на этой теме: таким обстоятельством является так называемая «дурная бесконечность», форму которой приобретает обогащение системы за счет конструирования ее новых элементов из уже имеющихся. Мы можем без конца усложнять такую систему путем перехода от множества к множеству всех его подмножеств, но каждый раз перед нами оказывается нечто конечное. Бесконечно только все новое и новое усложнение и рост числа элементов. Спрашивается: так неужели Мир обречен пребывать в тенетах «дурной бесконечности» и ему никогда не суждено из них вырваться? Обречен на это не Мир, как целостность, а только один его аспект — аспект межэлементных отношений, который и есть не что иное, как бесконечное множество конечных отношений. Подлинная же бесконечность Мира в несоизмеримости его межэлементных отношений с отношениями этих элементов в целом. Но «дурная бесконечность» как последовательное повторение конечного, становящегося все более и более сложным, само по себе есть упорядоченное множество, где исходное множество предшествует множеству всех его подмножеств R, а R принятое за новое исходное множество, предшествует R(1) и так далее до бесконечности:

R R(1) … R.

Такое множество, упорядоченное по принципу предшествования и возрастающего усложнения, представляет собою модель развития систем элементов во времени.

2.8.0. Когда межэлементные отношения из состояния «в себе» переходят в состояние «для себя», возникает рациональное познание, которое, достигнув определенного уровня и степени зрелости, становится наукой. Итак, наука есть рефлексия межэлементных отношений. Границы же научного познания определены его природой — сферой межэлементных отношений и их особенностями. И хотя наука — или лучше сказать — философия науки — это область самостоятельного исследования, которая далеко выходит за рамки настоящих тезисов, здесь все же надо сказать о том, что она не может быть единственным источником мировоззрения людей: при всей достоверности ее утверждений, она всегда была и будет отмечена неполнотой; кроме того, науке присущ моральный индифферентизм.

Но если наука — это рефлексия межэлементных отношений, то рассуждать научно можно только в пределах этих отношений. Даже тогда, когда предметом научного исследования становятся системы, элементами которых мы сами являемся (человеческое общество, ноосфера, Вселенная), научно мы изучаем их только опосредствовано — через принадлежащие им и противостоящие нам элементы, их сочетания и отношения. Наши непосредственные отношения к таким системам как к единому целому не могут быть областью научного исследования — это другая сфера, о которой речь пойдет впереди. Итак, если утверждения науки истинны (а в этом мы не сомневаемся), то не следует все же думать, что они содержат в себе всю истину, даже в пределах одной какой-либо проблемы. Науке, как уже сказано, присуща неполнота: Евклидова геометрия — одна из возможных геометрий, Ньютонова механика — одна из возможных механик. Когда на базе механики Ньютона было воздвигнуто здание механического мировоззрения — это была философия, основанная на науке своего времени, и в то же время это была философия, не способная удовлетворить нужды человеческого духа и объяснить Мир. В заслугу науке ставится ее объективизм. Действительно, он вполне соответствует природе межэлементных отношений, где каждый элемент противостоит всем остальным. Но объективизм выделяет только одну сторону, один тип отношений, только тот, который порождает между элементами границы. Другой тип отношений, тот, который основывается на принадлежности элементов целостности, на их единстве — остается вне поля его зрения.

3.0.0. Отношение элементов к своей системе и системы к своим элементам