Дневник (1964-1987)

3. Пока существуют люди, этому моделированию не будет конца. С одной стороны потому, что частные науки даже все вместе не способны создать правильную картину мира, так как целое более суммы своих частей и должна быть, следовательно, такая дисциплина, предметом которой было бы именно это целое. С другой — потому, что сами части, т. е. наши частные знания о мире, совершенствуются, а, следовательно, элементы модели меняются, что влечет за собой изменение и самой модели.

4. Первое впечатление от истории философии таково, что сменяющиеся модели мира отрицают друг друга, и что преемственности между ними нет. Однако, история философии соединяет в себе, говоря фигурально, как бы свойства частицы и волны, т. е. она прерывна потому, что одна модель, как целое, предлагается взамен другой или других, но она, одновременно, и непрерывна, потому что последующая модель создана из элементов (частных знаний), которые тесно связаны с предыдущими элементами, служившими «материалом» предшествующих моделей.

5. Если мы проследим за развитием частных знаний, то обнаружим, что одно понимание вещей и явлений (сменяемое) низводится другим (сменяющим) на степень частного случая; оно оказывается не просто неверным, справедливым, но лишь в ограниченной сфере (геометрия Эвклида, движение по Аристотелю и т. п.). Конструируемые на основе частных знаний общие картины мира должны быть в силу этого, все более и более емкими. Однако им, как моделям целого, присуще противоречие, лежащее в природе самого целого и выступающее известное время не в своем единстве, а в форме противостоящих друг другу противоположностей. Одни модели исходят из элементов систем, фиксируют и абсолютизируют их, считая подлинной реальностью только эти элементы мира, которые даны человеку в ощущениях. Другие модели фиксируют и абсолютизируют реалии, возникающие в системах, но делают это, абстрагируясь от элементов, составляющих эти системы. Так возникают материализм и идеализм.

6. Материализм. Основные вехи его развития. Стремясь понять единое через единичное, исходя из единичного, материализм постепенно абстрагируется от его (единичного) качественных определений (вода, огонь, атом, пространство и т. д.). В результате возникает понятие материи, которым подменяется понятие мира, как целостности. Однако понятие материи бессильно это сделать, так как оно полностью сохраняет признаки своего происхождения, т. е. остается понятием из мира конечного («объективная реальность, которая дана человеку в ощущениях»). Признаваемая множественность форм материи не спасает положения — материя от этого не становится внутри себя бесконечной, и как понятие оказывается неспособным отразить целостность мира, его бесконечную природу. Это ряд взаимодействующих элементов, но не целостность.

7. Идеализм. Основные вехи его развития. Здесь фиксируется другая сторона единого (целостности), а именно то, что отличает систему от составляющих ее элементов, причем таким образом, что то, чем отличается система, ее свойства или природа от свойств или природы всех ее частей, взятых вне системы, эти новые качества, а иногда лишь одно или некоторые из них — идеализмом абстрагируются от системы и ее элементов и им уготовляется самостоятельное бытие. Так у Пифагора появляется число, как сущность мира, у неосхоластиков — независимое от отдельных вещей существование общих идей (реализм), абсолютный дух — у Гегеля.

8. Я рассматриваю мир как целостность, а целостность как нечто, что не может быть сведено к свойствам его «частей», и что не исчерпывается этими свойствами, не является их суммой, но обладает сверх свойств и качеств присущих ее «частям» еще и другими свойствами и качествами присущими только целостности как таковой, только системе в целом. Они, эти свойства и качества системы, и обусловливают ее характер, ее природу.

9. Однако и сами «части» этой целостности не могут быть сведены к каким бы то ни было элементарным частицам из которых, якобы, они, а следовательно и весь мир, состоят. Целое реализует себя в своих «частях». Это процесс его самоопределения. Поэтому «части» есть моменты целого, они ему причастны и являют собой единство простого и сложного, единичного и всеобщего, элемента и системы. Именно эта, проникающая все несводимость, спасает мир от монотонной множественности, от бездушной предметности. Каждая из таких «частиц» есть в то же время система и ее нельзя анатомировать, разложить на простые «множители» или тем более на «слагаемые» без потери качества, и при том основного, обусловливающего ее природу. В этом и состоит сложность «простого», его причастность миру как целостности.

10. Это «простое», эти «части» мира по своей природе парадоксальны еще и в том отношении, что их бесконечные свойства ограничены. Но ограничены не вообще, а лишь в данной взаимосвязи. Любая часть целого или иначе все конечное условно и относительно.