Дневник (1964-1987)

29 сентября, воскресенье. Прошел отпуск, завтра на работу. Внешне провел его плохо: полотпуска болел и не брал больничного листа в надежде, что отдых поможет; потом двенадцать дней сидел на бюллетене; потом прихварывал (остальные дни). Возраст дает себя знать — стенокардия. Но все эти дни досуга, вернее свободы от обязательного и для меня опустошающего труда, были все же очень хороши. Я писал и читал. Еще до отпуска решил я в предстоящий свободный месяц взяться за «Критику способности суждения»[17]. Прочел больше половины (до критики телеологической способности суждения). В начале вчитывался с трудом; «Введение» пришлось прочесть дважды, теперь пошло легче. Но надо будет основное (чтобы осталось в памяти и стало приобретением) изложить на бумаге. Кроме чтения — писал. Делал еще и еще попытку изложить свои взгляды. Но это, как и следовало ожидать, оказалось трудно. Долго не мог найти достаточно гибкую форму, а когда такой оказался диалог (майевтика!) — выяснилось, что в тексте много сырых мест, недоработок, что дело до сих пор находится в самом начале своего пути. Сейчас чувствуется, что представлению середины XIX века противопоставить сегодняшние мои представления недостаточно. Нужны не две картины мира — так сказать — на выбор, а логический, диалектический вывод нового взгляда; показать самоотрицание старой точки зрения, «снять» ее утверждения. Это еще не найдено. Масса дела, а времени нет. Мешает та работа, которая в глазах остальных (почти всех остальных) считается моим основным делом. Примером трудности, которую надо осмыслить, является вывод биологов о том, что степень целостности организма выше, чем степень целостности вида, а вида — выше чем рода. Как в зависимости от этого меняется объем, качество и содержание того, что я называю несводимостью?

А вчера вдруг ни с того, ни с сего написал два четверостишья:

№ 1

В слезах осенняя пора,

Но такова, наверно, осень:

Мы у нее воспоминаний просим

И оправдания добра.

№ 2

Но этот камень теплоту

Ее руки хранит!

Нет, стынет камень на ветру,

Безмолвствует гранит.

Представляю себе, какими плохими они покажутся мне через очень короткое время! Без десяти двенадцать. Поздно. Завтра на работу. Тяжелый понедельник.

2 октября. Третий день работаю. Не хочется признаваться даже самому себе: не только острое нежелание делать все то, что я должен по долгу своей службы, держит меня в своих лапах, нет — пугающая апатия сковывает меня, апатия трудно преодолимая! Оживаю только тогда, когда возвращаюсь к любимым мыслям, да и то, как примятая ногой трава, — расправляюсь с трудом только к самому вечеру. Надо взять себя в руки — иначе просто выгонят и притом с позором.

3 октября. Иногда даешься диву на самого себя. Мои служебные обязанности никак не являются содержанием моей жизни. Я не считаю их моим призванием. Я не соперничаю в этой области ни с кем. Однако, ни с того ни с сего, вдруг меня уязвляют какие-то честолюбивые устремления, как правило тогда, когда я, сквозь туман служебных взаимоотношений, просматриваю дискриминирующие меня тенденции. Образумься, старик! И найди вещам свое место!

4 октября.

Идеализм основным началом считал дух, материализм — природу, под которой понимал и понимает движущуюся материю; и каждое из этих направлений, по существу, абсолютизирует свое. Материализм (я имею в виду диалектический) живет идеями, сформировавшимися на основе научных представлений, примерно середины прошлого века, а наука сегодняшнего дня, особенно кибернетика, уже многое сделала для того, чтобы снять противоречие между идеализмом и материализмом. Я имею в виду новое понимание систем, неаддитивность их свойств, несводимость их к элементам, из которых они «состоят». Мне кажется, кроме того, плодотворной мысль о том, что в зависимости от уровня, на котором рассматриваются вещи и мир в целом, мы будем получать разные ответы на вопрос о том, что они собою представляют. Особенно, если говорить о мире в целом. Многозначность результатов таких исследований сводит противоречие между материализмом и идеализмом в значительной степени к вопросу об уровнях, на которых мир рассматривается. Человек тоже может трактоваться как своего рода «атомная галактика». И на этом уровне его моральный облик или его интеллект обнаружен быть не может. Однако, эта «атомная галактика» характеризуется не атомами, а теми несводимыми к ним свойствами, которые и выступают как определяющие, коренные свойства homo sapiens’а. Дело в структуре, в системе, в организации и, что очень важно, в самоорганизации. У. Р. Эшби в своем докладе на симпозиуме, посвященном вопросам самоорганизации[18], высказал следующую мысль: